— Как он управляется со шпорами и уздой!
— Ни у кого больше нет такого натиска, как у него.
— Ох, бедная стража! Артур заламывал руки.
— Там кто-то рухнул.
— Это Сегварид.
— Какая схватка!
— Его натиск, — пылко промолвил Король, — всегда был неотразимым, всегда! Ах, какой выпад!
— А вон и сэр Пертилоп упал.
— Нет. Это Перимон. Его брат.
— Смотрите, как блещут мечи на солнце. Какие краски! Хороший удар, сэр Гиллимер, хороший удар!
— Нет-нет! Посмотрите на Ланселота. Смотрите, как он наскакивает и напирает. Вон Агловаль слетел с коня. Смотрите, он приближается к Королеве.
— Приам его остановит!
— Приам — чепуха! Мы победим, Гавейн, — мы победим!
Гавейн, огромный, сияющий, обернулся.
— Это какие такие «мы»?
— Ну ладно, ладно, — пусть будет «они», глупый вы человек. Сэр Ланселот, разумеется. Вот и весь ваш сэр Приам.
— Сэр Боре упал.
— Пустяки. Они в минуту посадят его на коня. Вон он, совсем близко от Королевы. Нет, вы только взгляните! Он привез ей платье и плащ.
— Еще бы!
— Мой Ланселот не позволил бы, чтобы мою Гвиневеру видели в одной лишь рубашке!
— Да ни за что на свете!
— Он набрасывает их на нее.
— Она улыбается.
— Благослови вас обоих Господь, милые вы создания! Но пешие воины, бедные пешие воины!
— По-моему, можно сказать, что бой кончен.
— Ведь он не станет убивать больше людей, чем требует необходимость? В этом мы можем на него положиться?
— Разумеется, можем.
— Это не Дамас там под лошадью?
— Да. Дамас всегда носил красный плюмаж. По-моему, они отходят. Быстро управились!
— Гвиневера уже на коне.
Вновь пропела труба, но сигнал был другой.
— Да, должно быть отходят. Это сигнал отступления. Господи Боже мой, вы посмотрите, какая там неразбериха!
— Я только надеюсь, что пострадали немногие. Вы отсюда не видите? Может быть, нам следует выйти, оказать им помощь?
— Отсюда глядеть, так поверженных вроде немало, — сказал Гавейн.
— Моя верная стража.
— Около дюжины.
— Мои отважные воины! И это тоже моя вина!
— Вот не вижу я, кого и в чем тут можно винить, — разве братца моего, так он уже мертв. Да, это уже последние его ребята отходят. Видите Гвиневеру? Вон там, над всей этой давкой.
— Может, помахать ей рукой?
— Не надо.
— Вы думаете, это будет нехорошо?
— Нехорошо.
— Ну что же, тогда лучше, наверное, не махать. А хорошо бы все же что-нибудь сделать. Как-никак она уезжает.
Гавейн, ощутив прилив нежности, резко повернулся к Королю.
— Дядя Артур, — сказал он, — вы все-таки великий человек. Но говорил же я вам — все кончится, как следует.
— И вы великий человек, Гавейн, — хороший человек и добрый.
И радуясь, они расцеловались на старинный манер, в обе щеки.