* Цитата из стихотворения И. Бродского.
Внезапно прямо на дороге Володька увидел чье-то тело. Ширина переулка не позволяла объехать лежавшего, да и не стал бы он этого делать, а потому притормозил машину в нескольких шагах. Ловушка была до невозможности примитивная, но попадались в нее постоянно. Кто останется равнодушным, увидев человека на дороге? А даже если и не проникнется моментально сочувствием, то ведь все равно не переедет, а вылезет из машины, чтобы разобраться. Впрочем, Володька не колебался ни секунды: скорее всего это ловушка, но даже если существует один шанс из ста, что этот человек действительно нуждается в помощи, то он обязан ее оказать. «Делай, что должен, и будь что будет».
Впрочем, из машины он выходил не торопясь. Спокойно вытащил ключ зажигания, спокойно заблокировал дверь. Все эти действия не отнимают больше полуминуты, и пострадавший вполне может подождать такое короткое время. Но он также прекрасно сознавал, что большинство людей на его месте выскочили бы в страшном волнении, не задумываясь обо всех этих мелочах. Но Володька давно уже разучился волноваться…
Их было всего пятеро — нахальных, накачанных увальней с туповато-жестоким выражением лиц. Наверняка он представлялся им легкой добычей: «серьезные» люди, в представлении уличных бандитов, белые костюмы и лайковые перчатки в конце весны не носят. И вообще не носят. И одни по темным переулкам не разъезжают. Тот факт, что из дорогущей машины разбираться, что к чему, вышел сам водитель, что телохранителями и не пахнет, неопровержимо свидетельствовал о том, что щеголеватый молодой человек не относится к сильным мира сего. Чей-то богатенький сынок, пощипать которого и для дела полезно, и для души приятно.
Они окружили его, выступив из темноты, — двое сзади и двое спереди. Лежащий тоже вскочил на ноги, едва молодой человек двинулся к нему, и теперь широко ухмылялся, демонстрируя в свете фар плохо поставленные золотые зубы.
«Мелочовка», — моментально оценил Даос.
В такие минуты Владимир Ильич Абессинов — умница, знаток восточных культур, меломан и книгочей — временно переставал существовать, уступая место расчетливому, опытному и уверенному в себе воину. Именно «воину», а не простому бойцу. И этот совершенно другой человек и мыслил, и чувствовал, и вел себя абсолютно иначе, нежели цивилизованный европеец конца XX века. Так, ему ни на долю секунды не стало жаль этих зарвавшихся подонков, которые, к несчастью для себя, столкнулись с ним, Даосом, в глухом переулке. Он не испытывал к ним ни ненависти, ни презрения, ни какого-либо иного чувства — воистину ничего. Он был всего лишь своеобразным зеркалом, которое исправно отражало и возвращало им их поступки и желания. И не его вина, что к этим людям возвращалось самое худшее.