Загодя планировались феерические почести, которыми будет обставлена смерть фюрера. Его посмертное величие должно было пока что укреплять здравствующую фашистскую диктатуру, олицетворенную в нем. Сулить такие могучие плоды военных побед, что принесут повсеместное господство немцев на обширных пространствах нашей планеты «от Урала до Северного моря, от Ледовитого океана до Средиземного моря».
Сколь иными были и церемониал кончины «величайшего немца всех времен», и итоги жесточайших кровопролитий.
* * *
На площади Академии, известной издавна под прежним своим названием Жандарменмаркт (здесь в старое время были казармы жандармов), еще отчетливы увечья войны. Но колдуют подъемные краны, восстанавливая центральное тут здание – театр. Еще немного, и трагический лик войны скроет деятельная повседневность.
По сторонам площади, друг против друга, стоят две церкви – архитектурные близнецы. Та, что справа, воздвигнута в 1700 году потомками бежавших от резни Варфоломеевской ночи гугенотов, искавших в Берлине прибежище. Ее немецкое повторение появилось спустя пять лет на противоположном краю площади.
Потом, уже в другом столетии, знаменитый архитектор Шинкель возвел в классических формах театр, объединившийся со стоящими по сторонам от него церквами в единый ансамбль.
Потом, еще через сто лет, была война, изувечившая и церкви и театр.
Есть строки скорбного гнева у Брехта, перевожу их:
Это те города, где мы наш «хайль»
Ревели в честь разрушителей мира.
И наши города теперь всего лишь часть
Всех городов, разрушенных нами.
Среди руин французской церкви есть действующий живой кусочек – тут помещаются маленький музей гугенотов и консистория. Копошится что-то деловое. И тут же развалины живут по-своему, неслышно прорастают травой, кустами, деревцами. Поскрипывают обнаженными балками.
Шорохи, тучно вспархивает ворона, семенящий говорок малых птах.
У основания купола, над развороченной стеной, – скульптура: некто Наставляющий склонился к юному Взыскующему. Сквозь крест ржавых балок эти двое смотрятся как чудо, пластичные, медлительные, бог знает как удерживающиеся здесь столько лет.
Возле немецкого близнеца этой церкви, что на противоположном краю площади, присыпанной ранним снежком, следы: тут резво прошла собака с хозяином – подростком или с женщиной, – по слабому снегу цепкие лапы зверя, как листья с контуром перепонок, и нечеткая печать торопливых маленьких подошв хозяина. И все. Расставлены столбики с дощечками: «Gefahrenstelle! Betreten verboten!» («Опасное место! Входить запрещается!») Вхожу в мрачный хаос войны. Безмолвно. Издалека доносится воскресный благовест.