Сокол все вопил, хлопая крыльями. Перун погрозил дубу мечом.
— Так и быть — сейчас я уеду, но если с Дивой что-то случилось за время моего отсутствия, это преступление будет твоим. Тогда я достану тебя и на краю света. Молись, чтобы это было не так!
Не прибавив более ни слова, он бросился к Ящеру и вскочил в седло.
«А ты ее любишь! — удивленно молвил Ящер. — Иначе зачем ты оставляешь ему жизнь?»
«Молчи, — отозвался Перун. — Сначала я должен разобраться с Дивой!»
«Убьешь ее?»
«Еще не знаю!»
«Вспомни, что ты ее любишь! Вспомни о ее сыновьях! Подумай, пока не поздно — едешь ли ты карать или миловать. И кого?»
В мозгу Ящера снова ясно всплыл образ горящей кузни, и впервые в жизни Перун не нашел, что ответить другу.
Таран посмотрел вслед стремительно умчавшемуся Перуну. Только сейчас он заметил, что на границе поляны столпились воины. Не решаясь попасть на глаза боевому вождю и богу, они прятались за деревьями и только теперь вышли вперед. От осознания того, что они все видели, Тарану стало стыдно. Не обращая внимания ни на кого, он бросился прочь с поляны — искать, на ком выместить досаду.
В тот же миг Эпона ринулась к дубу.
— Велес! — закричала она. — Велес, ты жив?
Не добежав нескольких шагов, она застыла на месте — ноги отказались ей служить. В листве что-то зашевелилось, сучья раздались в стороны, и Велес спрыгнул наземь, отряхиваясь от трухи.
Колени Эпоны подогнулись, и она беззвучно осела на землю. Изгнанник бросился к ней, вскинул на руки — и девочка ткнулась лицом ему в плечо, обхватив руками шею и еле сдерживая слезы.
— Это ты привела Дагду? — тихо спросил у нее Велес. Эпона кивнула.
— Спасибо, — ответил он и понес ее к старцу.
* * *
Ящер забыл о том, что на свете существуют усталость и голод. Не останавливаясь ни на миг, он проделал весь путь до северных гор. Задержался он только однажды, на обрыве над морем — для того, чтобы скинуть поднадоевшее обличье коня и снова стать самим собой. За все девять дней пути он ни разу не сомкнул глаз, ни разу не остановился поохотиться. Огромный зверь мог, если надо, долго обходиться без пищи и отдыха, но Перун был менее вынослив. Ему ни часа не удалось вздремнуть, и в животе все давно уже притихло, устав напоминать о себе. Только упорство и упрямство до сих пор поддерживали его да еще Ящер, который зорко следил за тем, чтобы его подопечный не задремал, пока они парят над морем. Чуть только уставший Перун склонял голову на грудь, Ящер принимался выделывать в небе такие фигуры, что привычный к высоте Перун зеленел, судорожно цепляясь за чешую и борясь с дурнотой.