Остаток вечера прошёл в полном молчании.
Радость капитана была недолговечной. Следующий день принёс кучу колкостей от слитеринцев и гневный ропот гриффиндорцев — они совсем отчаялись, когда их лучший ловец лишил себя возможности играть в финальном матче сезона. К утру субботы, чего бы он там ни наговорил Эрмионе, Гарри с удовольствием обменял бы весь Феликс Фелицис в мире на возможность выйти на квиддитчное поле вместе с Роном, Джинни и остальными. Школьники с флажками и значками, в шляпах и шарфах цветов своих команд спешили к выходу. И до чего же невыносимо было удаляться от них, спускаясь по каменным ступеням в подземелье, и слушать, как где-то наверху затихает гомон толпы. Гарри знал, что внизу не услышит ни комментатора, ни возгласов болельщиков — ничего.
— А, Поттер, — сказал Снэйп, когда юноша постучал и вошёл в до боли знакомый кабинет — профессор по-прежнему занимал его, хотя преподавал теперь несколькими этажами выше. Там, как обычно, царил полумрак, и все стены были заставлены склянками с отвратительными дохлыми тварями в разноцветных зельях. На столе, за которым, как догадался Гарри, ему предстояло сидеть, зловеще возвышалась груда покрытых паутиной коробок. От них исходила аура утомительной, трудной и бессмысленной работы.
— Мистер Филч искал кого-нибудь, чтобы разобрать эти старые дела, — неторопливо начал Снэйп. — Это записи о таких же, как вы, нарушителях правил Хогвартса и об их наказаниях. Ваша задача — переписать преступления и наказания с выцветших или погрызенных мышами карточек, а потом заменить их в коробках. Удостоверьтесь, чтобы они лежали в алфавитном порядке. И никакого колдовства.
— Хорошо, профессор , — ответил Гарри, вложив максимум презрения в последние три слога.
— Я полагаю, вы можете начинать, — Снэйп нехорошо улыбнулся. — Коробки с тысяча двенадцатой по тысяча пятьдесят шестую. Вы встретите там некоторые знакомые имена. Они должны добавить интереса вашей работе. Вот, взгляните-ка… — он картинно выудил запись из верхней коробки и прочёл: — «Джеймс Поттер и Сириус Блэк. Задержаны за наложение незаконного заклятья на Бертрама Обри. Голова Обри увеличилась вдвое. Двойное наказание », — потом презрительно усмехнулся. — Какое это, должно быть, утешение: знать, что, хотя их больше нет, записи о великих достижениях остались…
Знакомое жгучее чувство гнева заклокотало в Гарри. Прикусив язык, чтобы не сорваться, он уселся за стол перед коробками и придвинул к себе одну.
Работа оказалась, как и ожидал Гарри, бесполезной и скучной. Кроме того — на что, без сомнения, и рассчитывал Снэйп, — всякий раз, когда Гарри встречал имя своего отца или Сириуса, внутри у него всё сжималось. Обычно их имена упоминались вместе в различных мелких нарушениях, иногда — в компании с Рэмом Лупином и Питером Петтигрю.