Выиграв «сражение Дзёкиу», император отправился в ванную комнату. В большой деревянной кадке его ждала холодная вода.
Свет проникал через бумажные окна с резными деревянными решетками; открытые фрамуги прикрывались белыми шторами с императорским гербом. Голый Томохито с сомкнутыми веками неподвижно лежал на помосте. Ритуал предписывал мыть императора, только пребывающего во временном отрешении от действительности, чтобы прикосновениями не осквернять его священное достоинство.
В углу ванной сидел Момодзоно и, ежась и дергаясь, наблюдал за церемонией. Он знал: император притворяется, будто спит. Томохито хмурился, когда слуги скребли его чересчур рьяно. Однако просить их умерить пыл он не желал: они стали бы работать вполсилы. Момодзоно ждал конца омовения. Много месяцев он набирался смелости, чтобы откровенно поговорить с кузеном. Он больше не мог откладывать разговор — промедление угрожало их жизни.
Слуги поклонились неподвижному императору и удалились. Томохито открыл глаза и сел.
— Я думал, они никогда не отстанут, — пожаловался он, слез с помоста и забрался в кадку. — Когда-нибудь я выгоню всех, кто обращается со мной как с ребенком.
«Когда-нибудь»... Момодзоно слышал это с детства. Восьмилетний Томохито заявил стражнику, который не пускал его за ворота резиденции: «Когда-нибудь я буду ходить где захочу!» А лет в десять — двенадцать восстал против участия в обрядах: «Когда-нибудь никто не заставит меня делать то, что не хочу!»
Момодзоно понял, что Томохито вырос и готов претворять фантазии в реальность. Принц должен вразумить императора.
— В-ваше величество... я должен кое-что сказать... — робко начал он.
Томохито погрузился в воду по шею; длинные волосы расплылись вокруг головы, подобно черному вееру.
— Говори.
Момодзоно больше, чем кто-либо во дворце, зависел от благосклонности императора. Тем не менее он решился. Переминаясь с ноги на ногу, он спросил:
— Что вы думаете о сёсакане сёгуна?
— Он, должно быть, хороший фехтовальщик, но готов биться об заклад — я лучше его.
Сердце у Момодзоно упало. До какой степени заблуждается кузен! При всем своем умении он пока неровня настоящему бойцу-самураю. Если Томохито не способен это понять, то как заставить его увидеть опасности, стоящие перед ним? Принц Момодзоно прекрасно знал, кто вбил в голову императору ложное самомнение. От ярости у него конвульсивно задергались конечности; усилием воли он успокоил их.
— В-вас не тревожит то обстоятельство, что сёсакан продолжает задавать вопросы?
Томохито рассмеялся:
— Он меня не пугает!