Это воскликнул Роган, не сводя с нее глаз.
– Так сказал врач сегодня утром. Ну, что ты уставился на меня, Роган? Реагируй как-нибудь, черт возьми!
Он какое-то время еще смотрел на нее немигающими глазами, потом схватил в охапку и закружил по кухне.
– Господи, Маргарет Мэри! Наливай виски, Грей! Я люблю эту женщину! Надо сейчас же отметить такое событие!
– Она объявила об этом здесь специально для вас, – негромко сказал Мерфи, обращаясь к Шаннон.
–Что?
– Да, для своих сестер. Чтобы у них стало легче на сердце после того, что только что произошло.
– Для Брианны. Конечно. А что касается меня… Мерфи прервал ее:
– Не отказывайтесь от даров, которые вам преподносят, дорогая. От дружбы, от родственной любви. Шаннон стиснула руки в кулаки.
– Вы говорите со мной, как школьный учитель! Вам все время хочется поставить меня на место.
Он провел пальцами по ее подбородку. Что за идиотская привычка! Просто наглец какой-то!
– Не поставить на место, а перевести в следующий класс, – усмехнувшись, сказал он. – Где вы будете чувствовать себя лучше и понимать больше.
– Спасибо. Но я предпочитаю оставаться полуграмотной, – пробурчала она. Однако все же повернулась, взяла бокал из рук Грейсона и подошла к Мегги. – Поздравляю. Только я не знаю ни одного чисто ирландского тоста.
– Попытайтесь произнести: «Слейнтэ о дхиа дуит», – предложила Мегги.
Шаннон раскрыла было рот, но потом рассмеялась.
– Боюсь, у меня ничего не получится.
– Тогда просто «Слейнтэ», – пришел ей на помощь Мерфи. – Мегги, не мучай человека!
– Слейнтэ! – повторила Шаннон, поднимая бокал. И, вспомнив один из тостов, слышанных ею в детстве, добавила: – И желаю вам дюжину детей, Мегги, похожих на вас!
– О, это опасное пожелание, – фыркнул Грей. – Я имею в виду количество. Но сказано хорошо!
– Благодарю. – Мегги скривила губы в улыбке. – Однако не обещаю…
Лучшим времяпрепровождением для Мерфи было возиться с лошадьми. Работать в поле – дело обычное, постоянное, это была именно работа. Здесь же он испытывал радость, даже гордость. Впрочем, бывали и разочарования, и срывы.
Он любил держать в руках комья земли, ощущать ее под ногами. Любил ее запах, с которым смешивался аромат поднимавшихся из нее растений. Погода была и другом ему, и врагом. Он подчас разбирался в ее настроениях лучше, чем в собственных.
Дни и часы жизни он тратил на обработку земли, на то, чтобы засеять ее, собрать урожай. Это дело он знал, можно сказать, почти от рождения, знал досконально, но оно не было единственным, что он знал.
Хорошая, добрая весна, которая наступила сейчас, означала, он понимал это, что нужно будет много и тяжело потрудиться, но зато не предвещала горестей и бед, когда урожай начинает гнить на корню, а семена страдают от внезапно ударившего мороза или нашествия насекомых.