Щелчок. Свет вспыхнул, и…
И Хэнк потрясенно уставился на зажмурившуюся Габриеллу. Она была изумительно хороша. Черные волосы рассыпались по плечам, длинные ресницы, спрятавшие чудесные глаза, лежали на скулах густыми темными полукружьями, влажные губы чуть приоткрылись, а между ними поблескивали жемчужины зубов. Голова была откинута назад, и изумительный изгиб шеи так и манил прикоснуться к ней. Высокая грудь вздымалась, в свою очередь требуя его внимания. Взгляд Хэнка скользнул ниже, восхитился изумительно тонкой талией, переходящей в сладострастно изогнутые бедра, и плоским животом, и нежной, едва заметной полоской волос, сбегающей вниз, к тому месту, где они все еще были едины…
Он поднял руку и медленно провел пальцами там, где только что блуждал его восторженный взгляд.
Габриелла вздрогнула; словно он ударил ее хлыстом, открыла глаза и неожиданно едко сказала:
— Удивлен? Извини.
Именно в этот момент его изумление и достигло вершины.
— Извинить? За что?
— За то, что я не Джуди.
Хэнк передернулся от незаслуженной обиды и тут же возразил:
— Ничего. Надеюсь, я тебя устроил в качестве замены Арти. — На глаза Габриеллы навернулись слезы, и он раскаялся. — Прости. Не плачь.
Он попытался притянуть ее к себе на грудь — интимность их положения вроде бы подразумевала, что это не возбраняется, — но Габриелла хлестко ударила его по щеке и вскочила.
Каким бы странным это ни показалось, но Хэнк даже не разозлился. Открытие, что его неожиданная любовница вовсе не Джуди, на первый взгляд такая сексуальная, но на второй, честно говоря, довольно вульгарная, а Габриелла, доставило ему удовольствие. Такое, что он поймал ее за руки и, крепко обняв, чтобы лишить возможности повторить атаку, заставил лечь на кровать и целовал нежно и долго, пока она не затихла.
— Вот так-то лучше, — оторвавшись от ее рта и слегка задыхаясь, сказал Хэнк. — Давай считать, что мы еще ничего друг другу не сказали. Начнем заново. Идет?
Она отвернула голову в сторону и, не открывая глаз, тихо ответила:
— Я не хочу ни о чем говорить. Мне безумно стыдно. Позволь мне уйти. Пожалуйста…
— Почему ты хочешь уйти? — мягко спросил он. — Тебе было плохо со мной? — Она молча покачала головой. — Тогда почему?
Его голос, в котором не было ни презрения, ни отвращения, ни негодования, позволил ей взглянуть на него.
— Мне очень стыдно.
Хэнк наклонился и снова припал губами к ее рту, на этот раз горячее. Потом сказал:
— Не надо. Тебе нечего стыдиться. Ты — совершенство. А я — счастливчик. За то наслаждение, что ты подарила мне, любой мужчина с радостью отдал бы несколько лет жизни. Веришь?