Иван посмотрел на человека, обратившегося к нему. Это был новый секретарь партийной ячейки хутора Василий Власов. Сам он был из местных, но длительное время работал в райкоме, в одном из отделов. Теперь вот, видимо, Трофимов решил, что на этом посту Власов принесет больше пользы.
Василий еще что-то восторженно говорил ему, но Иван не слушал его. Честно говоря, он не очень-то хорошо относился к этому дородному казаку. Да и как можно было относиться иначе, если Власов был большим приятелем Степанова и получил это назначения явно по рекомендации последнего? К тому же в эту ночь Власов только объявился здесь, хотя и у него, и у нового председателя сельсовета, который тоже маячил неподалеку, было оружие, положенное им по праву. Нет, они появились только сейчас, когда все уже было кончено…
Послышалось хлопанье крыльев, и на труп опустился большой черный ворон. Иван уже видел раньше эту птицу, теперь он вспомнил это. Этот ворон несколько раз прилетал по ночам к нему домой, а в ту ночь, когда на него было совершено покушение, он спас Ивану жизнь. Вот и сейчас у него возникло впечатление, что умная птица появилась здесь неспроста…
Ворон каркнул, глядя на Ивана, и принялся клювом что-то вытаскивать из кармана покойника. Показался краешек какой-то бумаги…
Иван отодвинул Власова рукой и подошел к трупу Фролова. В ушах настойчиво звучали слова Тита о написанном признании. Ворон каркнул напоследок, взвился в воздух и улетел. Иван встал перед трупом на колени, вытащил из кармана сложенную вчетверо бумагу, развернул ее и поднес к глазам.
— Дайте кто-нибудь огня! — крикнул он.
Кто-то услужливо зажег спичку. В ее неровном свете Иван с трудом разобрал каракули, написанные рукой Фролова. К тому же в некоторых местах бумага пропиталась кровью, что затрудняло чтение. И все-таки Иван убедился в том, что это то самое признание, о котором упоминал покойник.
— Вот! — он поднял вверх развернутый лист бумаги и потряс им в воздухе. — Гришин невиновен, слышите, люди! В этой записке Фролов сознается, что это он стрелял в меня.
К этому времени уже подтянулись и женщины. Среди них Иван заметил и жен Атаманчукова и Беспалова. Угрюмые лица хуторян горели зловещей решимостью, и это ему очень не понравилось. Он подошел к Власову и протянул ему бумагу.
— Вот. Это надобно отправить в район. Немедленно!
Тот нерешительно взял ее в руки, явно не зная, что с ней делать.
— Ладно, послезавтра я поеду в станицу и отвезу эту бумагу.
Тут уж Иван не выдержал.
— Ты соображаешь, что говоришь? Какое послезавтра? Там человек обвиняется в заговоре супротив Советской власти, а ты, гад!..