Людям тоже не спалось. В этих местах никто ничего подобного не видел. Поговаривали, что это, должно быть, появилась на свет ведьма…
В доме Гришиных тоже не спали. При первых же раскатах грома Аксинья проснулась, как от толчка. Села на кровати, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Что-то тревожно было на душе у женщины, но причину появления этого чувства она не могла объяснить.
Аксинья потихоньку встала и прошла в комнату дочери. Осторожно открыв дверь, она проскользнула внутрь и подошла к кровати Дарьи. Одеяло было откинуто в сторону, а смятая постель — пуста. Девушка исчезла!
— Степа, вставай! — затрясла она спящего мужа, вернувшись в свою комнату. — Хватит дрыхнуть! Дарья пропала!
Степан Прокопьевич сел, спустив ноги на пол, и потер глаза.
— Ну, чего ты орешь, как заполошная? Что стряслось?
— Дашка пропала!
Сон сразу как рукой сняло.
— Погоди, мать. Как пропала?
— Ее нигде нету! — заявила обеспокоенная Аксинья.
— Погоди, мать, не колготись. Может, она до ветру побегла…
— Ой, Степушка, чует мое сердце беду!
— Цыц, баба! Не каркай!
Рассерженный Степан Прокопьевич встал и принялся одеваться. В этот момент хлопнула дверь, и в хату ворвалась мокрая, растрепанная Дарья.
— Беда! — сказала она, обессиленно прислонившись к дверному косяку. — Бабушке худо!
— Что стряслось? — нахмурился Степан Прокопьевич.
— Помирает!
Аксинья заголосила.
— Где она? — поинтересовался Степан Прокопьевич, натягивая сапоги.
— За хутором, — ответила Дарья, бледная и дрожащая.
— Что вы там делали в такую погоду?
Дарья не ответила. Степан Прокопьевич вдруг выругался.
— Черт! Неужто старая сызнова взялась за свое?.. Веди, показывай!
Девушка выбежала на улицу, Степан Прокопьевич последовал за ней. Аксинья подалась было за ними, но он прикрикнул на нее:
— А ты, мать, оставайся в хате. Нечего тебе с нами таскаться, и без тебя управимся!
Разбудив своего работника, спавшего на сеновале, Степан Прокопьевич быстро запряг лошадей в повозку, и скоро они уже мчались за хутор, разбрызгивая грязь.
Старуха лежала там, где ее оставила Дарья. Глаза были открыты, но, казалось, уже ничего не видели. Степан Прокопьевич прислонился ухом к груди и сказал:
— Ишо жива! Мишка, давай-ка уложим ее в повозку!
Мишка, дюжий парень, уже не первый год работавший у Гришиных, помог хозяину поднять и уложить старуху в повозку. Худая, иссушенная годами женщина показалась мужчинам почему-то очень тяжелой.
— Дашка, живо давай сюда! — крикнул Степан Прокопьевич дочери, которая стояла рядом с повозкой ни жива, ни мертва.
Как только девушка оказалась рядом с ними, ее отец огрел кнутом лошадей и помчался к дому…