– Ну поглядите, господин Локамп, какое великолепие. И ведь каждый раз это снова чистое чудо!
Я остановился изумленный. Старая слива рядом с заправочной колонкой за ночь расцвела.
Всю зиму она стояла кривой и голой. Мы вешали на нее старые покрышки, напяливали на ветки банки из-под смазочного масла, чтобы просушить их. На ней удобно размещалось всё, начиная от обтирочных тряпок до моторных капотов; несколько дней тому назад на ней развевались после стирки наши синие рабочие штаны. Еще вчера ничего нельзя было заметить, и вот внезапно, за одну ночь, такое волшебное превращение: она стала мерцающим розово-белым облаком, облаком светлых цветов, как будто стая бабочек, заблудившись, прилетела в наш грязный двор…
– И какой запах! – сказала Матильда, мечтательно закатывая глаза. – Чудесный! Ну точь-в-точь как ваш ром.
Я не чувствовал никакого запаха. Но я сразу понял, в чем дело.
– Нет, пожалуй, это больше похоже на запах того коньяка, что для посетителей, – заявил я. Она энергично возразила: – Господин Локамп, вы, наверное, простыли. Или, может, у вас полипы в носу? Теперь почти у каждого человека полипы. Нет, у старухи Штосс нюх, как у легавой собаки. Вы можете ей поверить. Это ром, выдержанный ром.
– Ладно уж, Матильда…
Я налил ей рюмку рома и пошел к заправочной колонке. Юпп уже сидел там. Перед ним в заржавленной консервной банке торчали цветущие ветки.
– Что это значит? – спросил я удивленно.
– Это для дам, – заявил Юпп. – Когда они заправляются, то получают бесплатно веточку. Я уже сегодня продал на девяносто литров больше. Это золотое дерево, господин Локамп. Если бы у нас его не было, мы должны были бы специально посадить его.
– Однако ты деловой мальчик.
Он ухмыльнулся. Солнце просвечивало сквозь его уши, так что они походили на рубиновые витражи церковных окон.
– Меня уже дважды фотографировали, – сообщил он, – на фоне дерева.
– Гляди, ты еще станешь кинозвездой, – сказал я в пошел к смотровой канаве; оттуда, из-под форда, выбирался Ленц.
– Робби, – сказал он. – Знаешь, что мне пришло в голову? Нам нужно хоть разок побеспокоиться о той девушке, что была с Биндингом.
Я взглянул на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Именно то, что говорю. Ну чего ты уставился на меня?
– Я не уставился.
– Не только уставился, но даже вытаращился. А как, собственно, звали эту девушку? Пат… А как дальше?
– Не знаю, – ответил я.
Он поднялся и выпрямился:
– Ты не знаешь? Да ведь ты же записал ее адрес. Я это сам видел.
– Я потерял запись.
– Потерял! – Он обеими руками схватился за свою желтую шевелюру. – И для этого я тогда целый час возился в саду с Биндингом! Потерял! Но, может быть, Отто помнит? – Отто тоже ничего не помнит.