Элизабет повернула к нему голову. Она вдруг улыбнулась. Он посмотрел на нее.
— Я не забыл того, что говорил позавчера. Но неужели же надо сначала испытать страх, чтобы убедиться в том, что кого-то любишь?
— Не знаю. Но думаю, это помогает.
— Проклятый костюм! Больше я его не надену. А я-то воображал, что штатским чудно живется.
Элизабет рассмеялась.
— Значит, все дело в костюме?
— Нет, — возразил он с облегчением. — Дело в том, что я опять живу. Живу и хочу жить. А видно, с этим приходит и страх. Весь день у меня было мерзко на душе. Теперь, когда я вижу тебя, стало полегче. Удивительно, до чего мало нужно, чтобы почувствовать страх.
— И любовь, — сказала Элизабет. — К счастью!
Взгляд Гребера остановился на ней. Она шагала рядом с ним легко и беззаботно. «А ведь она изменялась, — подумал он. — Она меняется каждый день. Раньше боялась она, а я нет, теперь наоборот».
Они вышли на Гитлерплац. За церковью пламенел вечерний закат.
— Где это опять горит? — спросила Элизабет.
— Нигде. Просто закат.
— Закат? Об этом сейчас как-то и не думаешь, правда?
— Да.
Они двинулись дальше. Закат разгорался все ярче. Его отсвет падал на их лица и руки. Гребер смотрел на людей, которые попадались навстречу. И вдруг он увидел их иными, чем до сих пор. Каждый из них был человеком, и у каждого была своя судьба. «Легко осуждать и быть храбрым, когда у тебя ничего нет, — подумал он. — Но когда у тебя есть что-то дорогое, весь мир меняется. Все становится и легче, и труднее, а иногда и совсем непереносимым. На это тоже нужна храбрость, но совсем иного рода, у нее другое название, и она, собственно, еще только начинается». Гребер глубоко вздохнул. Он испытывал такое чувство, будто вернулся с рискованного задания в тылу противника: хоть угроза и не стала меньше, но какое-то время находишься в укрытии.
— Как странно, — сказала Элизабет. — Видно, и в самом деле весна. На этой улице все разбито… Откуда же… и все-таки… я слышу запах фиалок…
Бэтхер собирал свои вещи. Остальные столпились вокруг него.
— И ты ее в самом деле разыскал? — спросил Гребер.
— Да, но…
— Где?
— На улице, — ответил Бэтхер. — Она просто стояла на углу Келлерштрассе и Бирштрассе, там, где раньше был магазин зонтов. И я даже не узнал ее в первую минуту.
— Где же она была все это время?
— В лагере близ Эрфурта. Так вот, слушайте! Стоит она, значит, у магазина, а я ее и не вижу. Прохожу мимо, а она меня окликает: «Отто! Ты меня не узнаешь?» — Бэтхер помолчал и окинул взглядом казарму. — Но послушайте, друзья, как узнать женщину, если она похудела на сорок кило!