Вот тут Прискор и взялся за своего любимца. Хотелось, ну очень хотелось парню-веселину взрастить и заездить первого в своей жизни милостного. Пусть даже уйдет он потом к вождю рода, быть может, и к самому Властомиру. Не беда! Главное — неизъяснимое наслаждение общения с умным, сильным и красивым зверем.
Пожилой, много повидавший на своем веку Сохач в конце концов сдался. Разрешил парню заниматься конем по собственному разумению.
Сказать, что Прискор обрадовался, — ничего не сказать. Просто до щенячьего поскуливания в восторг пришел. Загнал Золотка в отдельную леваду. Каждый день прикармливал с рук душистым сеном, свежевыкопанной на маленьком огородике, разбитом неподалеку от зимника, морковкой, тяжелыми глыбами темно-серой, матово поблескивающей соли-лизунца. Подолгу разговаривал с ним, оглаживал, разбирал пальцами спутанные пряди длинной гривы.
Когда конь перестал дичиться, Прискор надел ему на морду кожаный недоуздок. Прочный, но легкий. Поначалу Золоток тряс головой, силясь сбросить ни с того ни с сего облепившие голову ремешки. Два дня не подходил к вероломному и коварному человеку. Потом привык. И к запаху, и к прикосновению полосок кожи к шерсти. А утром третьего дня потянулся губами к соляному камешку в руках Прискора.
Теперь парень мог, разговаривая с конем, лаская ладонью играющую червонным золотом шею, придерживать любимца за недоуздок. Осторожно, чтобы не обидеть, двумя пальцами. Даже пытался провести скакуна рядом с собой четыре-пять шагов. Золоток баловался, подтанцовывал на шагу и прихватывал зубами рукав домотканой рубахи.
Тогда начал Прискор приучать коня к чистке. Тер плотно скрученным соломенным жгутом шею и холку, спину и бока, круп и ноги. Жеребчик не сопротивлялся. Да и как тут сопротивляться, когда лето только что миновало, а с ним всякие-разные жужжащие кусаки — и кровососущие, навроде слепня, и тростицы, откладывающие под кожу яички. Вся шкура еще зудит. Вот Золоток разве что только не мурлыкал от удовольствия. А так и глаза закрывал, и уши прижимал не хуже кота.
Снимая пыль и засохший пот с лоснящейся шерсти, веселин старался посильнее надавливать на спину и холку, заранее приучая к давлению седла. Несколько раз клал чистую холстинку на загривок коня. Золоток быстро избавлялся от помехи. Одним подергиванием кожи, словно отгоняя назойливого овода. Но с каждым днем всё больше и больше привыкал к человеческим рукам, доверял, полагался на двуногого товарища.
Ободренный успехом юноша попробовал надеть Золотку узду. Сперва только повод на шею, потом и оголовье. После недоуздка ощущение уздечки не казалось коню сильно уж диковинным. Он даже разжал зубы, принимая трензельное железо вместе с изрядным куском морковки. Грызла веселины делали малость другими, нежели прочие народы. Потолще — такое железо не разрывает коню губы при резкой и сильной работе поводом — и слегка изогнутые.