Дело шло хорошо, сулило немалую выгоду, как вдруг на широком плесе Ауд Мора плоскодонку Киселя повстречали две лодьи «речных ястребов» — речной стражи Ард'э'Клуэна. Сражаться глупо — больше восьмидесяти злых и охочих до драки бойцов против неполных двух десятков людей Киселя. Удирать бесполезно — что скорость плоскодонки в сравнении с многовесельным боевым судном? Решить дело миром и мздой? Эх, хорошо бы, и даже получилось бы. Только в одной из лодей оказался сам Брохан Крыло Чайки, командир и любимец ард'э'клуэнских речников. Брохан Крыло Чайки мзды не брал. И за одно предложение таковой обижался жестоко. Единственное, что смог Кисель сделать для своих людей, — это приказал направить плоскодонку носом в прибрежные заросли очерета. А дальше — спасайся кто может. И как может. Контрабандисты, за исключением подневольных гребцов, которым всяко наказание не светило, бросились врассыпную. И вот тут главарю не повезло. Шальная стрела клюнула в бедро. Кость не затронула, но кровь хлестала так, что даже тугой жгут, скрученный из оторванного рукава подкольчужной куртки, не помогал. Ослабевший от кровопотери Кисель провалялся в реке весь день до вечера, дыша через тростинку, когда неподалеку пробегали неутомимые в поисках сбежавших нарушителей речники. В сумерках пополз прочь, подальше от воды, опасаясь уже не людей, а голодных кикимор и водяного деда.
Подобравшим и выходившим его поселянам Муйрхейтах посулил золотые горы и сдержал бы слово, но оказалось, что тайник, где он держал скапливаемые на черный день богатства, начисто ограблен. Видать, кто-то из его помощников решил, что главарь сгинул и земные блага ему уж не понадобятся больше. А что до горних, так это заботы Пастыря Оленей.
Поиски обокравшего его мерзавца результата не дали. Скорее всего, его следы нужно искать где-нибудь в южных провинциях Империи.
Киселю пришлось наживать богатство заново. Но, на свою беду, однажды он забрел в новомодный игорный дом, который открыла в Фан-Белле спутница капитана конных егерей Эвана. И понеслось! Кисель играл в кости, в грубо намалеванные карты, бил о стену и об стол круглые фишки-битки… Иногда ему везло, и карман отягощался полновесными империалами, экхардовскими «оленьками», гнутыми коронами Трегетрена и всяческими медяками. Но чаще Кисель оставлял в игорном зале всё, кроме одежды и клинков, и отправлялся на заработки, чтобы погасить долги по распискам. Порой он с тоской вспоминал прежнюю вольную жизнь, ругал себя последними словами, но потом отправлялся всё в ту же «Каменную курочку». Ишь, название-то какое придумала, стерва! Кто ж видел каменных кур? Куры, они живые и в перьях. А еще картинку намалевали, спаси Пастырь Оленей, коли ночью приснится…