– Наверное, – улыбнулся Симагин.
– Не знаю, – сказала Ася, – что это на нашего папу иногда находит. Вдруг возьмет и поцелует ни за что ни про что.
– Я ведь уже старенький, – жалобно стал оправдываться Симагин. – Какие у меня еще в жизни радости? Это вы можете летать на крыльях диаметром двадцать метров, а мне...
Антошка победно взревел и запрыгал поперек кухни:
– Ты что, что ли не знаешь, что такое диаметр?!
– ...Чай будешь пить? – спросила Ася, отрываясь от книги.
– Буду, – ответил вошедший в кухню Симагин.
– С булкой будешь?
– С булкой буду. И с маслом.
Она встала, подошла к хлебнице.
– Городская есть и бублик.
Симагин сел верхом на табуретку.
– С кр-рэнделем буду, – веско сообщил он и разинул рот в ожидании.
– Уснул? – спросила Ася, намазывая ему бублик маслом.
– Ага. Морского змея половил минут десять, и привет. А змей, между прочим, оказался разумный.
– Тошка так изменился.
– Мы все изменились.
– Что-то еще из нас выйдет... – проговорила Ася. – Что из него выйдет? И что, – она лукаво улыбнулась, – из тебя выйдет? Вот, кстати, это про тебя... Покрепче?
– Покрепче буду.
Она налила ему покрепче, свободной рукой пролистав свою книгу на несколько страниц назад.
– Вот. "Почему самые талантливые натуры в нашей жизни не дают того, что они, наверное, дали бы в Европе? Вероятно, причина в общем низком уровне интеллектуального развития; успех слишком легок, нет стимулов, точек опоры, нет пищи для сравнения, нет ничего, что бы поощряло развитие умов и характеров; вот почему самые одаренные натуры долго остаются детьми, подающими большие надежды, чтобы сразу затем, без перехода, стать стариками, ворчливыми и выжившими из ума". Вот бублик.
– Это что еще за клевета? – деловито осведомился Симагин, принимая у нее кр-рэндель. Ася молча показала ему тертую, трепаную обложку: "При дворе двух императоров", записки А. Ф. Тютчевой, Москва, двадцать восьмой год.
– Болтает баба, – сказал Симагин и слизнул кусочек масла, грозивший сорваться с бублика на стол. – Успех ей легок... Проехалась бы на работу – с работы в "пик". Да через весь город. А потом по очередям! – он разошелся, Ася морщила нос от сдерживаемого смеха. – Неактуально! – вынес Симагин вердикт и даже прихлопнул ладонью по столу для вящей вескости.
– Пей, – проговорила Ася нежно. – Остынет.
Он послушно отхлебнул и обжегся, но виду не подал.
– А Вербицкого ты бросила? – спросил он, отдышавшись украдкой.
– Угу.
– Тебе ж нравилось то, что я раньше давал, – насупился он. – Из школьного... Сама говорила: какой одаренный.
– Он был талантлив, бесспорно, – сухо ответила Ася. – Мне действительно нравилось, Андрей. Но теперь что-то ушло.