Он произнес свое имя так, словно хотел одним его звучанием поразить слушавших.
Его предок, Себастьян Д'Анкония, покинул Испанию много веков назад, еще во времена, когда Испания была самой могущественной державой в мире; он принадлежал к высшему слою испанской знати. Он покинул Испанию, потому что главе святой инквизиции не понравился образ его мышления и на дворцовом балу тот посоветовал Д'Анкония пересмотреть свои взгляды. Себастьян Д'Анкония выплеснул ему в лицо вино из своего бокала и бежал, прежде чем его успели схватить. Он бросил все: богатство, поместье, мраморный дворец, девушку, которую любил, и уплыл к берегам Нового Света.
Его первым поместьем в Аргентине стала деревянная лачуга у подножия Анд. Фамильный герб Д'Анкония, прикрепленный над входом, светился, словно маяк, отражая лучи палящего солнца, в то время как Себастьян Д'Анкония разрабатывал свой первый медный рудник.
Долгие годы он вместе с дезертировавшими из армии солдатами, беглыми заключенными и полуголодными индейцами с рассвета до заката долбил киркой скалы.
Спустя пятнадцать лет Себастьян Д'Анкония послал за любимой, которая по-прежнему ждала его. Приехав, она увидела серебряный фамильный герб Д'Анкония над входом в мраморный замок, увидела сады огромного поместья, а вдали – горы и медные карьеры. Он поднял ее на руки и внес в дом. Он выглядел моложе, чем пятнадцать лет назад, когда она видела его последний раз.
Франциско однажды сказал Дэгни: «Наши с тобой предки, они бы понравились друг другу».
Все годы своего детства Дэгни жила в мире будущего, в мире, который она надеялась найти и в котором ей не пришлось бы испытывать ни презрения, ни скуки. Но один месяц в году она чувствовала себя свободной. Этот месяц она могла жить в настоящем. Когда Дэгни бежала вниз по склону холма навстречу Франциско Д'Анкония, она будто покидала темницу.
– Привет, Слаг!
– Привет, Фриско!
Сначала им обоим не понравились эти прозвища. Она сердито спросила его:
– Ты что, собственно, хочешь этим сказать? Он ответил:
– Если ты не знаешь – слаг означает пламя, пылающее в паровозной топке.
– От кого ты это услышал?
– От рабочих «Таггарт трансконтинентал».
Он знал пять языков и говорил по-английски без малейшего акцента – безупречным литературным языком, который намеренно смешивал со слэнгом. В ответ она прозвала его Фриско. Он рассмеялся, удивленный и раздосадованный:
– Раз уж вы так варварски исковеркали название одного из своих величайших городов, ты могла бы хоть со мной воздержаться от этого.
Но со временем они привыкли к своим прозвищам. Они им даже нравились.