Она кивает нам на прощанье и уходит.
— Боюсь, что мы поступили с ней не по-джентльменски, — бормочет шеф с виноватым видом. — Вышло так, будто мы ее прогнали…
И, чтобы наказать себя за столь не джентльменское поведение, он выпивает виски одним духом. Потом, раздосадованный воцарившимся молчанием, рычит:
— Чего вы застыли, как монумент? Не хватало еще, чтобы и вы на меня начали дуться!
— Как можно, сэр. Я только не могу понять, зачем вам нужна эта женщина, раз она явно не желает ложиться с вами в постель. В конце концов, это вопрос взаимной симпатии.
— Глупости. — Рыжий пренебрежительно машет рукой. — Симпатия — это роскошь, а я не привычен к роскоши, мой друг. Я когда-нибудь спрашивал у вас, нравлюсь я вам или нет? Так почему это я должен ей потакать? В конце концов, мне нужна не симпатия, а мне нужно другое, то, что, слава богу, всегда налицо.
— Боюсь, что вам ничего не нужно, — осмеливаюсь возразить я, — и эта женщина тоже вам не нужна. Просто вас раздражает тот факт, что, как вы сами сказали, у соседа есть кошка, а у вас — нет.
— Хотя бы и так, это не так уж мало… — ворчит Дрейк, наливая себе лошадиную дозу виски.
Он собирается еще что-то сказать, но в этот момент оркестр оглушительно грохает, что знаменует начало второй части программы — ее ночной части, предназначенной для людей без предрассудков.
— Следующий номер нашей программы — секс по ту сторону «железного занавеса»! — объявляет конферансье в темно-синем смокинге. — Фрейлейн Хильда, недавно покинувшая красную Германию, избравшая свободу!
— О, это что-то новое! — восклицает Дрейк. — Раньше такого номера не было. Значит вы, Питер, напрасно обвиняете Стентона в отсутствии воображения. Вы просто заритесь на его место, приятель!
Ему явно нравится приписывать мне собственные умозаключения, и поскольку было бы грешно лишать его этого удовольствия, я ограничиваюсь следующим замечанием:
— Воображением, сэр, вероятно, обладает фрейлейн Хильда, а не Стентон. Держу пари, что она с этим своим эмигрантским номером уже несколько лет кочует по ночным клубам Сохо.
— Это не имеет значения, — ворчит рыжий, устремляя свой взор на даму, уже появившуюся на дансинге. — Во всяком случае, это оригинально.
Вид бездомной бродяжки весьма невзрачный. Она одета в грубую спецовку синего цвета. На голове платок. Очевидно, в Лондоне так представляют себе людей, живущих по ту сторону «железного занавеса». «Потерпевшая» оставляет возле стула свой эмигрантский чемоданчик и начинает с ходу снимать с себя свою простонародную одежду, чтобы показать, что у нее под платьем. Под платьем оказывается очень белое и очень пышное тело молодой женщины, весьма подвижной и изворотливой в демонстрации двусмысленных и откровенно бесстыдных телодвижений.