Я не уверен, что он выстрелит. Возможно, это тоже поза — ведь у него слабость к позам. Но никогда нельзя знать наверняка, куда эта слабость заведет человека. И потому я внезапно поднимаю столик и обрушиваю его на Милева. Тот падает в кресло, я бросаюсь к нему и вырываю пистолет. После чего швыряю оружие как можно дальше — в окно, вернее, в стекло, потому что окно закрыто.
Я готов удалиться, но в комнату вдруг врывается сосед Майка должно быть, привлеченный шумом схватки. В знак сочувствия он подпирает меня кулаком и кидает на Майка, который делает то же самое. Словом, англо-болгарская дружба, кажется, будет продемонстрирована на моем горбу.
Но эти двое — совсем иного калибра, чем Ал и Боб. Но я стараюсь внушить им, что за любую шалость приходится расплачиваться. Наконец, повалив их друг на друга в угол дивана, я покидаю квартиру Майка.
— О мистер Питер! Вам, кажется, опять досталось! — сочувственно заявляет Дорис. — Как только брат вернется, я сбегаю в аптеку.
— Не беспокойтесь, — говорю я. — Не стоит обращать внимание на такие пустяки.
Беглый осмотр в зеркале убеждает меня, что отделался я в самом деле пустяками: синяк под левым глазом и царапина над правой бровью. Нет, этой паре далеко до дрейковых горилл! Не тот размах. И мускулатура не та.
Позже, уже умывшись и заняв любимое — горизонтальное — положение на кровати, я начинаю размышлять и прихожу к выводу, что в какой-то мере недооценил своего противника. Майк вполне способен выпустить в меня целую обойму из темного подъезда. Для этого не нужны ни мускулы, ни бицепсы. А главная цель его жизни сейчас — убрать меня с дороги. И если дорога называется Дрейк-стрит, убрать человека не так уж трудно.
Пожалуй, было бы умнее конфисковать пистолет, вместо того чтобы выбрасывать его во двор, откуда Майк в любую минуту может его забрать. Ну конфисковал бы я этот пистолет, а дальше что? Ясно как белый день, что ничего; он найдет себе другой. Это не так уж трудно в этом квартале, на этой улице.
Взвешивая ситуацию, я, должно быть, засыпаю, потому что мне вдруг начинает казаться, будто кто-то настойчиво трясет меня за голову, и я не сразу соображаю, что трясут не голову, а дверь. Наверное, я довольно долго предавался рассуждениям о Майке и прочем: в комнате уже темно, за окном — ночь.
— Кто там? В чем дело? — спросонья спрашиваю я.
— А, вы здесь! Почему не открываете? — слышен за дверью рев одной из горилл, непонятно, какой именно.
Я встаю и открываю дверь. Передо мной — массивный шкаф по кличке Ал.
— Вы что, померли?
— Пока еще нет, — невозмутимо говорю я. — В чем дело? Пожар, что ли?