— Ну, значит, все в порядке, — успокаиваю ее я. — При условии, что вы не будете забывать об аппаратуре.
— Но, Питер, сама эта мысль просто убивает меня! Как можно жить, когда каждую минуту тебя подстерегает какая-то аппаратура!
Такие вопросы я и сам задавал себе когда-то, в самом начале. А потом понял, что можно. Человек все может.
— И потом, что получится, если мы все время будем молчать или говорить только о пустяках? Дрейк сразу учует, что здесь что-то не то.
— Мы будем говорить не только о пустяках. И для вас лучше всего, по крайней мере когда вы у себя дома, — если вы будете жить так, словно вы в самом деле и всерьез играете роль, порученную вам Дрейком. Вызывайте меня на искренность, задавайте вопросы, словом, делайте ваше дело. А как отвечать на ваши вопросы — это моя забота.
— И этот цирк надо начинать сегодня же? — уныло спршивает мисс Грей.
— По-моему, сегодня рано. Сначала вам придется ввести меня в искушение.
— При наличии всей этой аппаратуры?
— Конечно, с полной непринужденностью, будто никакой аппаратуры не существует.
— Вряд ли я на это способна…
— Почему? Удалась же вам в Варне проверка загара. Тогда у вас хорошо получилось…
Все следующие дни Дрейк так часто вызывает меня на консультации по крупным и мелким вопросам, связанным с операцией, и так часто отсылает Райта из кабинета, что господину агенту похоронного бюро, будь он человеком чувствительным, впору получить нервное расстройство.
Джон Райт, однако, не нервничает. Он просто меняет тактику и начинает заигрывать с соперником, то есть со мной. Первый жест внимания я получаю в ресторане итальянца. Забавно — он почти полностью копирует жест покойного Майка: люди малообщительные и лишенные воображения действуют по одному шаблону.
— Могу я сесть за ваш столик?
— Пожалуйста.
Затем следует молчание и неловкие попытки завязать разговор, потом снова молчание и снова попытки, пока наконец не приходит время расплачиваться с официантом.
После ряда таких проверочных операций Джон, набравшись смелости, решается на новый шаг. Это происходит в угловом кафе, под афишей, популяризирующей программу Реммон-бара, где я пью послеобеденный кофе. Не знаю, то ли Райт выпил, то ли притворяется, что выпил, но он подсаживается ко мне, не спрашивая разрешения, и вообще держится почти естественно. Пренебрежительно глянув на мою чашку, он спрашивает:
— Кофе пьете?
Приходится подтвердить его смелую догадку.
— В такое время дня?
— Я пью кофе в любое время дня.
— А я — никогда. Виски тоже не пью. По-моему, чай и пиво — вот подходящие напитки для скромного англичанина. Но сегодня в виде исключения я хлебнул виски. Не знаю, что на меня накатило. Взял и хлебнул. И еще с удовольствием хлебну. Особенно если вы согласитесь составить мне компанию и примете от меня стаканчик.