В это время суток здесь хозяйничал лунный свет. Он омывал мрамор скульптур, черное дерево спинета, гобеленовую обивку мебели, парчу драпировок, кружевную отделку занавесей. Он словно стекал по полировке двойных дверей, распахнутых навстречу ночной свежести.
Закончив приготовления, граф встал в дверях. Лунный свет посеребрил его светлые волосы, четче обрисовал благородную линию носа, придал загадочный оттенок игравшей на губах улыбке. Когда гравий подъездной аллеи захрустел под колесами черной лакированной коляски, улыбка стала шире и теплее.
Натали спустилась с подножки и на миг замерла в потоке лунного света. Даже в этом холодном сиянии волосы ее отливали золотом, зато бирюзовый шелк платья обрел оттенок прохладной морской глуби. Встретив взгляд зеленых глаз, граф затаил дыхание: эта женщина была поистине совершенством, без малейшего изъяна.
В считанные минуты она оказалась в гостиной — и в объятиях лорда Блэкмора.
— Как тебе это удается, дорогая? — шепнул он ей на ухо. — С каждым днем ты становишься все прекраснее! Идем, Я налью тебе вина, и мы сможем минутку побыть наедине, пока не пригласят к ужину.
Натали постаралась вложить в улыбку все тепло, которое должна была бы ощутить, но не ощутила. С этой фальшивой улыбкой на губах она боролась с желанием оттолкнуть графа, выбежать из комнаты и вернуться в уединение Клауд-Уэста. Прижимаясь щекой к крахмальной манишке, она чувствовала, как мужские губы скользят по ее волосам, а руки — по обнаженной спине в низком вырезе вечернего платья, и едва удерживала крик: “Оставь меня! Не прикасайся!”
Натали удалось совладать со странным порывом, но она оставалась совершенно пассивной, пока граф не выпустил ее из объятий. С минуту он всматривался в ее лицо, держа за плечи и сдвинув брови.
— Дорогая, ты так изменилась, — сказал он наконец, не скрывая тревоги. — Прости, но невольно приходит в голову… скажи, этот негодяй в самом деле не обидел тебя?
Слово “обидеть” служило тактичным синонимом изнасилования, да и любой вольности такого рода, и Натали поспешила отвернуться, чтобы не выдать себя. Она прошла в “фонарь” и устремила взгляд на залитый луной ландшафт.
— Эшлин, ради Бога! — Она постаралась вложить в этот возглас достаточно негодования. — Я тысячу раз повторяла тебе, что этот человек не… — Натали не смогла произнести слова “прикасался”. — Этот человек не обидел меня, и давай больше к этому не возвращаться!
— Еще раз прости, любимая! — Граф приблизился и ласково обвел пальцем белую линию ее обнаженного плеча. — Обещаю никогда больше не затрагивать эту тему.