Решительная такая девушка, весьма самоуверенная, с хваткой. Опять-таки отлично изъясняется по-русски. Слишком хорошо для Мадлены де Сальмоньяк. И если она младшенькая в семействе, то каковы же старшие детишки? Ладно, там видно будет.
До самого обеда Буров отдавался французскому: постигал грамматику, гнусаво бубнил, корябал по бумаге гусиным пером. Получалось так себе коряво и неотчетливо. Мадлена всячески способствовала процессу, разрешила снять жилетку и парик, держалась просто, с завораживающей открытостью, с каким-то грубоватым, но этим и притягивающим чувством юмора. А пахло от ее плеч, рук, низко открытой груди, от длинных, густо напудренных волос лавандой, бергамотом, розмарином. Так что Бурову, если глянуть в корень, было совсем не до грамматики – чем заниматься французским, он бы лучше занялся учительницей. Однако ничего, выдержал – чинно добубнил, дочиркал, доизголялся над глаголами. Из князьев как-никак, предки сиживали выше Хованских… Наконец затейливые, с позолоченными стрелками часы на камине галантно прозвонили один раз.
– Ну пока что финита, – Мадлена улыбнулась, закрыла крышечку серебряной чернильницы и встала с кресла. – Пора обедать нам, Василь Гаврилыч. Кстати, без парика вам лучше. Обожаю все естественное, неприкрытое, без ненужной мишуры. А рубец этот у вас на щеке от шпаги?
Ого, как разговорилась, и отнюдь не на французском! Насколько Буров знал женщин, это был хороший знак.
– Нет, от багинета, – он сразу перенесся в будущее, лет этак на двести с гаком, вспомнил джунгли, исступление боя, чернокожего поганца с винтовкой М-16, тяжело вздохнул. – Давно это было, Мадлена. Давно и неправда. – Нахлобучил парик, застегнул жилетку, облачился в камзол. – Ну-с, куда прикажете?
Обед был подан в Восточную гостиную. Это была небольшая восьмиугольная комната, оформленная в китайской манере: в неброских черно-желтых тонах, со всем великолепием фарфора и нефрита, с настенными блюдами, изображающими драконов, шкатулками и вазами резного лака, с традиционными фаянсовыми трехсюжетными кашпо. Воздух, казалось, был полон благовоний, запахами пионов, хризантем и орхидей, влажным дыханием могучей Хуанхэ, медленно струящейся среди гибких тростников. Вроде бы даже слышался плеск воды, шелест листьев волнующегося бамбука, клекот цапли, добравшейся до лягушки, и рычание тигра, пробирающегося среди стволов. Экзотика, восток, неописуемый колорит.
Однако кухня была самая что ни на есть традиционная, европейская – закуски, супы, паштеты, рагу, жареная утка с подливой, салаты, кремы. Ели с аппетитом, под разговор, тем паче что компания подобралась простецкая. Собственно, помимо Бурова и Мадлены за столом сидел еще один человек – младший сын маркиза, шевалье де Сальмоньяк, который сразу попросил звать его без церемоний Анри. Вот такая непритязательная, на грани фамильярности, простота. Только чем более Буров присматривался к нему, тем прочнее утверждался в мыслях, что сынок маркиза далеко не прост. Под два метра ростом, с виду увалень и росомаха, а двигается легко, со своеобразной грацией, держится непринужденно, говорит мало, но в самую точку. Само собой, по-русски. Ест неторопливо и разборчиво, с ловкостью работая вилкой и ножом, что свидетельствует о самообладании, выдержке, координации и здоровых нервах. Только волевой, внутренне дисциплинированный человек может пережевывать пищу с подобной тщательностью. И ведет себя естественно, несуетно, без фальши. Да, хороший парень, отлично подходящий для роли шевалье