Я уже заканчивала протокол, когда во двор лихо въехала машина. С водительского места выскочил высокий черноволосый мужчина в белом халате, наброшенном на серый костюм, и подбежал к нам.
— Я заместитель Аристарха Ивановича Неточкина, Сергей Янович Героцкий. Боже, какое несчастье! Я пришел в институт, мне сообщили, и я сразу примчался сюда. Чем я могу помочь?
Я нехотя оторвалась от протокола:
— Сейчас к вам подъедут наши сотрудники, надо будет допросить коллег Аристарха Ивановича и осмотреть его кабинет. Пожалуйста, обеспечьте доступ в институт и помещение, где можно допрашивать.
— Да-да, конечно! Портфель Аристарха Ивановича можно забрать?
— Нет, удивленно сказала я. — Есть родственники, почему я должна отдавать портфель вам?
— А-ах, да, разумеется, — выдохнул заместитель. — Я об этом не подумал, но дело в том, что в портфеле — в основном служебные бумаги, которые понадобятся нам сегодня в институте… Впрочем, — он вымученно улыбнулся, — я сейчас поднимусь в квартиру, Юлия Евгеньевна ведь наверняка дома, мы уладим с ней вес эти вопросы, я заодно и выражу ей свое соболезнование. Негодяи! Убить такого ученого! Вы знаете, его даже в Штаты приглашали оперировать, в Израиль! А он — бессребреник, настоящий бессребреник, он ведь ездил в Чечню оперировать бесплатно, хотя во всем мире руки такого хирурга стоят баснословных денег. Он чудеса творил… А!.. — махнул он рукой, то ли будучи потрясен смертью такого ученого, то ли решив не метать больше бисер перед свиньями, и, уверенно нажав сочетание цифр на кодовом замке, вошел в парадную.
Никто из нас и слова вымолвить не успел; хорошо, что дверь и парадную мы уже обработали и там можно было топтаться.
Через пять минут, когда понятые уже подписывали протокол, постовой милиционер спустился от квартиры и передал, что вдова Неточкина желает видеть следователя.
Я поднялась на третий этаж, дверь в квартиру была открыта. Постучавшись, я вошла; в прихожей Юлия Евгеньевна, стареющая красавица, закутанная в большой шерстяной платок, рыдала на груди у Героцкого. Тот гладил ее по плечу, приговаривая: «Ну-ну, Юленька, тебе надо думать о детях, о себе, держись, мы с тобой…» Хорош он был, как голливудский герой-любовник.
Вот в чем самый главный недостаток моей профессии, подумала я в который раз, — невыносимо наблюдать чужое горе, а никуда не денешься. Да и то — я заканчиваю осмотр места происшествия и ухожу, а на чью-то долю выпадает смывать со стен и пола кровь, везти в морг одежду для покойника, готовить поминки, стоять над гробом и видеть, как его опускают в могилу или в разверстую пасть крематория… И, плача, отвечать на телефонные звонки: «Аристарха больше нет!..»