***
Первую половину субботнего дня Леонид Бирюков просидел в квартире Алексея, младшего брата. Разговор начался на высоких тонах, и то хорошо, что брат отправил на дачу детей и жену Людмилу. Переорать эту женщину, вступи она в перепалку, не смог бы даже сводный хор московского военного гарнизона. Братья выясняли отношения не часто, но сейчас был повод. Еще с весны Леонид выхлопотал путевку и перевез отца в подмосковный интернат для ветеранов «Железнодорожник». Обещал забрать его обратно через месяц, но обещание выполнять не спешил. Дважды навестил отца, поговорил с директором и главным врачом. Скоро осень, а Владимир Васильевич по-прежнему в казенном доме.
– Ты видишь, я живу в стесненных условиях, – говорил Алексей. – Три комнаты. Нас четверо, отец пятый. И мать еще…
– Мать умерла пять лет назад.
– Ну, я не о том. Я удивляюсь, как в этой тесноте мы с Людкой сумели двух детей сделать. Блин, ведь никакой личной жизни не было и нет. Я с женой переспать не могу, потому что…
– Понимаю. Отец был нужен до тех пор, пока дети подрастали. Теперь они пошли в школу, и старик стал лишним.
– Брось эту демагогию. Тебе хорошо рассуждать. Двухкомнатная квартира, пусть малогабаритная, но отдельная хата. Ты в разводе со своей мымрой, детей нет, рисуешь картинки, плюешь в потолок. И вообще порхаешь по жизни.
– Если бы ты весной честно сказал, что у тебя на уме. Объяснил так и так: хочу избавиться от отца, сдать его в дом престарелых. Потому что старый хрыч заедает мою молодую жизнь. Я бы предложил другой вариант. Пусть живет в моей квартире, он меня не стеснит.
– Понимаешь, есть возможность оставить его там. Так сказать, на постоянной основе, – Алексей тщательно подбирал слова. Тема деликатная, и ему не хотелось называть вещи своими именами.
– То есть как это, на постоянной основе?
– Я поговорил с тамошним начальством. Дело за малым. Требуется собрать кое-какие бумаженции. С места его последней работы, ну, с Казанского вокзала, из собеса. Он ведь заслуженный человек. Всю жизнь на железной дороге, не вылезал из командировок, помогал что-то там строить и восстанавливать. Ну, и все такое. Есть медаль «За доблестный труд», а уж почетными грамотами можно сортир на даче обклеить. Я вот всю жизнь вкалываю, как проклятый, не разгибаясь, света белого не вижу, но мне почему-то медаль не повесили. Грошовую премию выпишут – и слава Богу. А у него медаль… Я так понимаю, что государство не имеет права отправлять на помойку заслуженных людей.
– М-да, это право имеют их дети. Выброси из своей дурной башки этот дом престарелых. Еще раз заикнешься о нем и схлопочешь оп морде. Понял?