— Ваш Сильвестр решил, не знаю уж почему, восстать против губернатора города Эдесса. Город лихорадит. Царь исчез. Басофон обвиняет властелина во всех грехах, в том числе в убийстве царя. Губернатор в ярости и — о человеческая логика! — хочет сжечь ваш саван.
Иисус от всего сердца рассмеялся, чем озадачил Параклета.
— Вы никогда не поймете людей. Вы — Дух; они же имеют внутренности, кости, кожу, мозг и немного ума. Как понять вам то непрозрачное, что привязывает их к Земле? И однако непрозрачность эта делает их мне ближе. Что познал, бы я, воплотись я в женщину, или, как они, не страдал бы телом вопреки разуму, не ощущал бы странных содроганий сердца в любви и, как они, не испытывал бы страха смерти? Вам никогда не постичь эту головокружительную тайну.
— Во всяком случае, если мы не вмешаемся, Басофон превратится в пепел вместе с вашим саваном. Губернатор, мне кажется, полон решимости…
— Ну что ж, сотворим чудо!
— Эти чудеса идут против правил. Я этого не люблю… Иисус фамильярно взял Духа под руку. Они вышли в сад, наклонились над священными облаками. Их острый взор прошел через круги планет и достиг подлунного мира. Сперва они увидели Средиземное море, чистейшее в этот летний послеполуденный час. Затем появились берега Палестины, города Антиохия и Эдесса. Сфокусировав взгляд, они узрели небольшую площадь со святилищем, где хранился саван.
На сложенном посмертном покрывале проглядывалось только лицо. На нем выделялись темные пятна глаз, изможденные черты, остроконечная бородка и длинные волосы. Покрывало с лицом было вставлено в деревянную раму, забранную решеткой, так что можно было любоваться Святым Ликом, не прикасаясь к нему руками. Одни солдаты вынесли реликвию из помещения, положили ее на землю и ждали, когда сложат костер. Другие тем временем таскали и сваливали в кучу дрова, тогда как третьи держали толпу на расстоянии. Слух о предстоящем быстро распространился по Эдессе. Народ роптал, узнав, что уничтожат драгоценный Образ, о котором говорили, что он не нарисован человеческой рукой. Однако присутствие губернатора Шамашграма и его палачей мешало зрителям открыто выражать свое недовольство.
Басофон же, со связанными за спиной руками, казалось, терпеливо ждал, с виду безразличный к своей участи. Но на самом деле он подстерегал момент, когда соберется побольше народу и он сможет осуществить свой план.
Губернатор, встав на табурет, обратился к собравшимся:
— Граждане Эдессы, наш город болен. А почему он заболел? Потому что нас постигла кара Божья. А почему мы наказаны Богом? Потому что мы стали идолопоклонниками. Мы почитали изображение, тогда как Бог не имеет лица. Мы богохульники. И пока предмет богохульства не будет уничтожен, город не выздоровеет.