Это была жаба, гнившая на дне зловонного колодца. Она умела читать по экскрементам.
— Где Басофон? — спросил ее Сатана.
Та задумалась, надолго закрыв свои сине-зеленые глаза. Открыв их, проквакала:
— В западной части Рая, о Наимерзейший…
— И что он там делает?
— Его посвящают в секреты знаний.
Сатана заскрежетал зубами. От бессильной ярости он стал так отвратительно пахнуть, что ко всему привычная жаба чуть не задохнулась. Затем он удалился в свой дворец, и несколько дней тело его сотрясалось, а он никак не мог унять этой дрожи.
Итак, Басофон поселился на Небе, к великому огорчению Сатаны, который вскипел ненавистью и, чтобы как-то отыграться, направил к Руфусу посланца, дабы тот внушил ему предать смерти святого Перпера и Павла. Римлянин не преминул это сделать с утонченной жестокостью. Но оба христианина с легким сердцем воспевали хвалу Господу во время самых страшных мучений. Души их после смерти вознеслись на Небо и встретились с душами всех верующих Фессалии, убитых ранее.
Было всеобщее ликование, к которому присоединились и избранные. Потом Иисус назначил Павла Главным Хранителем своего Святого Имени, а Перпера — Главным Епископом Высшей Тайны. Во время последующих славословий и восхвалений было сожжено столько благовоний, что божественная память не упомнит такого ароматного тумана в Небесном
«Грядет нечто необычное…» — подумал Иов».
в которой Адриен Сальва размышляет, а Басофон причисляется к избранным
— Восхитительно! — восторженно воскликнул нунций Караколли. — Не правда ли, средневековая вера намного непосредственнее и чище, чем современная? Ангелы, демоны, Иисус и Матерь Его, патриархи — все это настолько близко, что нам кажется, будто мы видим и слышим их.
— Монсеньор, — невозмутимо произнес Адриен Сальва, — разве не решили мы поразмышлять в саду?
— Да, но разрешение… — беспокойно заметил каноник, наконец-то справившись с кнопками своего магнитофона и отключив его от сети.
— Думаю, нам дозволено, — убедительно проговорил нунций. — Ведь не будем же мы топтать клумбы, не так ли?
Все встали. У Стэндапа был усталый вид, однако никто не осмелился сказать ему об этом, чувствовалось, что подобное замечание не понравилось бы профессору. Открыли застекленную дверь, выходящую в сад, и с ученым видом стали прогуливаться по дорожкам, как это наверняка делали философы в Афинах а позднее во Флоренции времен Лоренцо Великолепного. Сальва не замедлил закурить сигару, кончик которой он раздавил в пепельнице часом раньше.
— Грешно портить запах цветов, — уронил каноник.