— Я плотник, — твердо сказал Басофон. — Шипы и пазы для меня не секрет.
— А это что за тарабарщина? — раздраженно спросил Гермоген. — Мои учителя — потомки архитекторов, которые возводили пирамиды. Твой Иосиф умеет это?
Пока они разговаривали, на повороте дороги показался небольшой отряд римских воинов. Заметив двух путников на ослах, они остановились.
— Эй, парень, не ты ли последователь бунтовщика Христа? Не ты ли осмелился напасть на одного из наших?
— Нет-нет, — быстро ответил Гермоген. — Я последователь божественного Гермеса.
— А тебя не спрашивают! — прорычал начальник отряда.
Басофон слез со своего осла, подошел к ним и громко заявил:
— Я — ученик и последователь Мессии, Иисуса из Назарета, и я вздул одного римлянина, обнаглевшего до того, что обвинил меня в богохульстве, тогда как я говорил сущую правду.
— Что же это за правда? — спросил начальник, гневно вздернув голову так, что чуть не свалился шлем.
— А то, что существует только один Бог, а Христос — Его воплощение на Земле.
— Один только бог? — удивился начальник. — А кто же остальные?
— Куклы!
Римляне посчитав, что говорить больше не о чем, выхватили мечи. Значит, это и есть тот одержимый, о котором они слышали? Но Басофон решительно сказал:
— Отведите меня к вашим самым главным начальникам. Я хочу говорить с ними.
— Ах ты, мелочь! — загремел капитан отряда. — Какая наглость! Да наши военачальники и не услышат твой писк.
— Тем хуже. Я не открою им секрет.
— Что за секрет?
— Только они могут понять его. А вы очень раскаетесь, если помешаете мне увидеться с ними.
Самоуверенный тон привел в растерянность офицера.
— Будь по-твоему, — сказал он и приказал солдатам посадить Басофона на круп своей лошади. Гермогена же никто не тронул. Басофон крикнул ему:
— До скорой встречи в порту!
Но ученик Гермеса думал о том, что никогда больше не увидит ни его, ни посоха, и горестно сожалел об этом. Что он значит против солдат? Его магия была ничто по сравнению с волшебным посохом. И он ругал себя за беспомощность, за то, что из-под носа уплывает такое сокровище.
Басофон, напротив, был очень доволен. Ему надоело трястись на осле, на крупе лошади поездка казалась гораздо приятнее. Прижимая к груди дар Иосифа, он не страшился никаких властей, считая, что с ним он преодолеет любые препятствия. Таким образом, прибыв в лагерь на окраине Саламина отдохнувшим и бодрым, он предстал перед центурионом Брутом.
Этот Брут когда-то служил в римской колонии в Иудее и хорошо знал еврейские обычаи. Ему уже приходилось видеть восстания зелотов, и он вынужден был подавлять их, однако, уважая добродетели предков этих бунтовщиков, он отличался большой терпимостью.