Паннвиц прислушался к призыву, с которым я обратился к нему в последнем письме, и, боясь, что я разоблачу перед Центром всю правду о «Большой игре», одного за другим освободил наших заключенных товарищей. Это нисколько не мешало ему одновременно науськивать на меня всех своих гончих и ищеек. 8 января 1944 года он поместил в газете новое объявление. В нем уточнялось: «Патрик жив и здоров, он вернулся домой». Несколько позже семья Кейри была освобождена. А мадам Мэй, уже приговоренная к смертной казни, тоже вышла на волю — чуть ли не по личному распоряжению маршала Геринга.
Инициатива шефа зондеркоманды поистине била ключом. Вместе с тем он пустил в ход новую, хотя и классическую, но очень опасную тактику. Он составил список всех лиц, о которых мог предположить, что я их знаю или знал, и стал угрожать им всем арестом, если они не будут предупреждать его о моих ожидаемых визитах. Едва узнав про этот шантаж, мы с Алексом спешно написали собственный список наших товарищей, кому в этом смысле действительно угрожала опасность, и приняли меры, предупредив их об этом.
От нескольких моих давних знакомых я узнал, что угроза Паннвица оказалась вполне серьезной. Он перешел от слов к действиям. Мы навестили владелицу одной прачечной на бульваре Осман, прямо напротив фирмы «Симэкс». С этой женщиной я был знаком не год и не два. Она нам рассказала о приходе к ней нескольких мужчин, среди которых мы «опознали» Кента (по ее словесному описанию это мог быть только он). Незваные пришельцы с места в карьер поставили ее перед выбором: либо выдать меня, либо сесть за решетку. Насмерть перепуганная, она пообещала известить их, как только я у нее появлюсь, и удержать меня до их прибытия.
Тот же шантаж, те же угрозы были применены и к одной старой учительнице, у которой я снимал комнату близ площади Пигаль в период, когда я считался бельгийским промышленником. Увидев меня на пороге своей квартиры, бедная женщина едва не лишилась чувств. Успокоившись, рассказала, что зашли к ней двое неизвестных (один из них опять-таки Кент), предъявили удостоверения полицейских комиссаров и зачитали ей письмо маршала Петена, призывавшего «добрых французов» выдать властям «ярого врага их страны» по имени «месье Жильбер». Моя бывшая квартирохозяйка заявила, что ссылка на Петена, к которому она по старой памяти питала высочайшее уважение, произвела на нее сильнейшее впечатление, однако в ее голове мелькнуло — а не фальшивка ли это письмо? Кент и его спутник взяли с нее расписку в том, что письмо маршала внимательно прочитано ею. Вспомнив, что в свое время я оставил у нее чемодан, они наказали ей тоже самое, что и хозяйке прачечной, а именно — если я приду, то пусть попросит меня побыть у ней немного, спустится вниз и позвонит им по телефону.