Они были не нужны. Нужен был Пилигрим.
— Зачем?
— Спроси. Если найдешь у кого.
— А у нас-то как он оказался?
Нифонтов еще походил по кабинету, потом занял свое начальственное кресло за письменным столом и словно бы с брезгливостью захлопнул папку с досье и отодвинул ее от себя.
— Как ты думаешь, Константин Дмитриевич, с кем мы боремся? — спросил он.
— Лет десять назад я бы ответил: с происками мирового империализма. А сейчас… — Голубков пожал плечами. — С теми, кто мешает новой России.
— Я тоже так думал. Но последнее время мне все чаще кажется, что это не так. Мы не с противниками новой России боремся. А в основном с нашей собственной дурью.
Даже не знаю, как ее правильнее назвать — советской или российской. Совковой, в общем. Сначала создаем проблемы, а потом их в поте лица решаем. И слишком часто — в кровавом поте.
— Ты имеешь в виду Афган и Чечню?
— И их тоже, — подтвердил Нифонтов. — Так вот, Пилигрим. Как он оказался у нас.
Очень просто. Незадолго до первого путча КГБ вывез его сначала в Таллин, а потом в Москву. Соорудили надежные документы, дали «крышу». И даже сделали пластическую операцию.
— На кой черт он нам был нужен?
— Это ты у Крючкова, тогдашнего председателя КГБ, поинтересуйся. Решили, видно, что пригодится. Ценный кадр. Четыре языка, включая арабский. Огромные связи.
Широкая известность в узких кругах.
— А дальше?
— А дальше и произошла та самая дурь. Когда началась вся эта заварушка с ГКЧП-1 и с разгоном КГБ, о нем просто забыли.
— То есть, как забыли?! — поразился Голубков.
— Да очень просто. Ты никогда не обращал внимания, как в канцеляриях и бухгалтериях теряют бумаги? Упал листок между столами и лежит ребром. На одном столе нет, на другом тоже нет, а между столами сверху не виден. А под стол заглянуть — это же нагибаться нужно! Так и с Пилигримом вышло. Когда взялись трясти КГБ, до того ли было, чтобы лазить под столами в поисках потерянного листка! В «конторе» только после нашего запроса узнали, что Пилигрим числится за отделом 12-С. Начальник отдела хлопал себя по ляжкам с лампасами, как гусь, который хочет взлететь. И повторял только одну фразу из трех слов. Не буду цитировать. А потом спросил: «Что же теперь с ним делать?»
— А что с ним делать? — хмуро переспросил Голубков. — Выдать его к чертовой матери Интерполу, и пусть они сами разбираются, где и за что его осудить: в Израиле, в Италии или в Лондоне. Это будут уже не наши проблемы.
— Ошибаешься. Не можем мы его выдать. Придется же объяснять, как он оказался в Москве.
— У нас есть на кого валить. Кагэбэшные дела. Тем более что так оно и есть.