– Да нет, я и без того уже проснулся. Знаешь, я так устал ждать!.. Все понятно, способное войско в один миг не организуешь, но, пока туда да сюда, сколько всего погибнуть успело… Сердце кровью обливается! И вот наш день вроде настал, каждый миг тянется, поскорей бы… а мне все кажется, что мы плоховато приготовились, чего-нибудь не учли… Да тут еще маму с девчонками никак в горы не выгнать. Хоть отсиделись бы там, пока тут все отгремит.
– И мы с миром не упокоимся, – подытожил Рэйн мрачно. – У всех наших руки на мечах так и чешутся… только все равно как-то плохо верится, чтобы мы победили. Даже если нам удастся сбросить их в море, они просто отойдут подальше на кораблях, а потом устроят новый налет. Допустим, мы отобьем гавань и удержим ее, но они-то попросту держат Удачный! За самую глотку! Они не дают нам торговать, а без торговли долго ли мы продержимся?
– Не знаю, но какой-нибудь выход непременно найдется, – упорствовал Грэйг. – Нет худа без добра: несчастье нас по крайней мере сплотило. Я так думаю: уже самые твердолобые, и те поняли, что сословиями кичиться – себе могилу копать!
Рэйн задумался, что бы такого хорошего сказать другу перед решительным боем, но на ум так ничего и не пришло.
– Надежда-то есть, но слабенькая, – проговорил он наконец. – Если вовремя подойдут наши живые корабли и зададут им жару, то, надобно думать, весь Удачный поднимется заодно. Если удастся зажать калсидийцев между берегом и выходом из гавани – тут им конец точно придет. Всех порешим!
– Вот бы узнать, где наши корабли… и сколько их уцелело, – выговорил Грэйг с беспокойством. – Боюсь, слишком далеко калсидийцы их заманили. Они ударились отступать, а наши и ринулись следом. Почем знать, может, там, в открытом море, их более сильный флот поджидал? Вот уж глупость так глупость отмочили. Расхлебывай теперь!
– Мы же купцы, а не воины, – отозвался Рэйн. – В этом всегда была наша сила… но и главная слабость тоже, как выяснилось. Нам нет равных по части переговоров и сделок, но сделок-то как раз наши недруги и не признают. А боевого опыта у нас кот наплакал.
Грэйг то ли вздохнул, то ли застонал…
– Надо было мне быть в тот день на «Офелии», – сказал он. – Лучше бы я с ними ушел! Теперь вот жди, надейся непонятно на что и гадай, что там с папой и нашим корабликом… Ничего нет хуже неизвестности!
Рэйн долго молчал. Он-то знал, как неистово ранит сердце такое вот подвешенное состояние. Он не стал говорить Грэйгу, будто полностью понимает его чувства. Это значило бы даже обидеть его. Всякий человек сам для себя единственен и неповторим, и боль у каждого – своя…