* * *
«Скайхок» Монтеры шел над морем на малой высоте. Через разбитый колпак в кабину задувал ледяной ветер. Его лицо, израненное осколками, было в крови, Левый рукав и левая штанина комбинезона тоже пропитались кровью. Монтера сидел, вцепившись руками в штурвал, на лице застыла странная, неподвижная улыбка. До базы в Рио-Гальегосе оставалось совсем немного.
– Габриель, – вслух сказал он. – Не дай мне упасть сейчас, Габриель.
Впереди показался аэродром, огни полосы мерцали в сером свете пасмурного утра. Генерал Лами Дозо стоял на вышке, вглядываясь в бинокль в приближающийся самолет.
Из динамика послышался голос Монтеры:
– Захожу на посадку.
«Скайхок» промчался над крышами зданий, едва не зацепив их, и побежал по полосе. От штаба к самолету устремились машины. Наконец он остановился.
Монтера сидел в кабине, уронив голову на грудь. Все вокруг него заволокло туманом, откуда-то издалека, словно сквозь толщу воды, до него донеслись голоса людей. Он почувствовал, как чьи-то руки бережно вытаскивают его из кабины. Он открыл глаза и увидел лица, много лиц. Среди них он узнал генерала Лами Дозо.
– Уши и хвост, а, генерал?
Монтера улыбнулся и потерял сознание.
* * *
А потом все было кончено. В Порт-Стэнли аргентинцы сложили оружие, а в Буэнос-Айресе разъяренная толпа ясно дала понять, что Гальтьери должен уйти. В Лондоне, в Вестминстерском дворце, премьер-министр Великобритании поздравила членов парламента с победоносным окончанием кампании.
* * *
В госпитале Сестер милосердия в Буэнос-Айресе Габриель и донна Елена ждали возле палаты Монтеры. Наконец дверь открылась и вышел главный хирург.
– Как он? – спросила донна Елена.
– Не очень хорошо, но жить будет, – ответил врач. – Летать на реактивных истребителях он, конечно, больше не сможет. Вы можете войти.
Габриель вопросительно взглянула на донну Елену, и та, улыбнувшись, сказала:
– Я получила своего сына обратно, больше мне ничего не надо. Войдите, я подожду.
Когда Габриель открыла дверь, Монтера лежал на кровати, закрыв глаза, как будто спал. Многочисленные порезы на его лице были заклеены пластырем, левая рука – в гипсе, левая нога – тоже.
Она молча стояла у его кровати, но он почувствовал се присутствие и открыл глаза.
– У тебя кошмарный вид, – сказала она.
– Ничего, все будет в порядке. Доктор сказал, что я еще смогу играть на скрипке. Знаешь, самое смешное, что я никогда не мог играть на скрипке.
Она смеялась и плакала одновременно, упав на колени рядом с кроватью и прижавшись лицом к его лицу.