Двадцать четыре часа металась она между страхом и надеждой, а затем последовал сокрушительный удар, который едва не уничтожил ее. Придя домой, она обнаружила письмо, которое требовало немедленного ответа; взяв его с собой наверх, она села за письменный стол в своем будуаре, чтобы успеть написать ответ прежде, чем Саттон позовет ее к обеду. Едва она подписала свое имя и собралась посыпать песком листок бумаги, как дверь позади нее открылась и голос Саттон произнес:
– О, миледи!
Голос Саттон звучал взволнованно. Подумав, будто та решила, что за ней уже давно посылали (ибо единственное, что могло поколебать ее надменное спокойствие – это пугающая мысль, что она не соответствует своим собственным жестким стандартам), Нелл весело проговорила:
– Да, я уже пришла, но не звонила, так что не думайте, что вы опоздали! На сегодняшний вечер подойдет индийское муслиновое платье с коротким шлейфом.
– Не в этом дело, миледи! – сказала Саттон. – Ожерелье!
– Ожерелье? – ничего не понимая, переспросила Нелл.
– Ожерелье из бриллиантов и изумрудов, которое вы, миледи, никогда не носите и которое мы для безопасности спрятали в этот шкаф! – трагическим голосом сказала Саттон. – Между складками синей бархатной ротонды, которую вы носили прошлой зимой, где никто, как мы думали, не станет искать его. О, миледи, уже больше часа, как я обнаружила пропажу, и не знаю, как я еще держусь на ногах! Никогда за все годы моей службы такого не случалось ни с одной из моих хозяек. Оно исчезло, миледи!
Нелл окаменела. У нее в мыслях возникло столь ужасное подозрение, что она не могла ни говорить, ни двигаться. У нее побледнели даже губы, но она сидела спиной к камеристке, и Саттон не заметила, что она на грани обморока.
– Миледи, я достала вашу зимнюю одежду, чтобы почистить и посмотреть, не завелась ли моль. Я всегда так делаю, потому что слишком часто, особенно если одежда отделана мехом, камфара не действует! Футляр от ожерелья лежал на месте, но когда я подняла его, он показался мне слишком легким, и тут у меня появилось ужасное подозрение… Миледи, я открыла его, и он был пуст!
– Боже мой, как же вы меня напугали, Саттон! – произнесла Нелл голосом, которого не узнала бы, не знай она, что это ее собственный.
– Миледи?
Голос Саттон звучал удивленно. Нелл трясущейся рукой поставила на место песочницу и закусила нижнюю губу. Она превозмогла свою слабость: в такой тяжелой ситуации нельзя падать в обморок.
– Разве я вам не говорила, Саттон? – сказала она.
– Не говорили о чем, миледи?
Она, кажется, выбрала путь: нужно сделать еще несколько шагов.