Одну или две секунды она молчала, а когда наконец заговорила, в ее голосе явно прозвучала настороженность:
— Мне думается, вы забыли, кто я и каково мое место в обществе, сэр.
— Напротив, именно ваше положение заставляет меня забыть о многом.
— Заставляет вас?! — Она в изумлении уставилась на него.
— Да, плюс к этому еще и мучает со страшной силой! Почему вы так смотрите на меня? Или вам кажется странным, что я не могу без боли взирать, на какую участь вы себя обрекли и какую жалкую роль вынуждены играть в обществе?
— Святые Небеса! — воскликнула Анкилла. — Можно подумать, я из тех гувернанток-неудачниц, которые за какие-то несчастные двадцать четыре фунта в год вынуждены покорно пресмыкаться! Но нет, я не из таких! На самом деле я котируюсь очень высоко!
— Однажды вы мне это уже говорили.
— Пусть так, но это правда. Терпеть не могу хвастаться, но также не могу и допустить, чтобы у вас возникла мысль, будто я прозябаю здесь за жалкую плату. Нет, мне платят сто пятьдесят фунтов в год!
— Дорогая моя девушка, что изменится в вашем положении, если даже вам будут платить в десять раз больше?
— Это только доказывает, как мало вы разбираетесь в подобных вещах. Женщинам, которым платят большие деньги, не приходится влачить жалкого существования, к ним относятся с уважением.
— Вы полностью находитесь в распоряжении особы, которой — могу сказать, не погрешив против истины, — надо быть у вас в услужении на должности экономки, а не считаться вашей госпожой. Вы обязаны покорно выносить издевательства этой отвратительной сумасбродки — ее племянницы — всякий раз, когда она соизволит выйти из себя, и терпеть покровительственное отношение таких выскочек, как…
— Чепуха! — перебила она. — Миссис Андерхилл обращается со мной как с членом семьи, и я не хочу слушать, как вы ее оскорбляете! Себя лично я не считаю несчастной, и если мне и не правится мое положение здесь, то это еще не причина, чтобы кто-то другой осуждал его.
— О да, для этого и других причин достаточно, — парировал он.
В этот момент они как раз подошли к воротам Стаплса, где, поджидая их, сгрудились остальные. Мисс Трент и сама не знала, рада она или огорчена, что ее разговор с Идеальным Мужчиной на этом оборвался. А когда он и Линдет уехали к себе, она шла по дороге, ведущей к дому, настолько погруженная в собственные мысли, что Кауртни пришлось дважды окликнуть ее по имени, прежде чем до нее дошло, что к ней обращаются. Он предположил, что мисс Трент устала, и Тиффани, внезапно озаботившись, проявила к ней исключительную чуткость. Мисс Трент пришлось сделать над собою усилие, чтобы прогнать возникшее подозрение, будто обходительность Тиффани продиктована ее желанием избежать нахлобучки за сегодняшнее поведение.