Она вскочила, пинком отбросив пышные юбки, как делала всегда, когда злилась.
– Деньги! Деньги… вечно эти деньги! – воскликнула она. – Мне они совершенно безразличны! И Ричард вовсе не богат!
– Ричард – наследник большого богатства, – спокойно ответил его милость. – И если ты к этому совершенно равнодушна, дорогая моя, то я – нет. Ричард мне крайне полезен. Я молю тебя не покидать его ради какого-то сумасшедшего повесы вроде Лав-лейса, который будет тебе верен месяца три, не больше. Это несомненно.
– Трейси, я не потерплю, чтобы ты со мной так разговаривал! Как смеешь ты так меня оскорблять! Я не дала тебе никакого повода! Я не говорила, что хочу бежать с ним… А он будет мне верен! Он был мне верен все эти три года!
Его милость вызывающе усмехнулся:
– Моя дорогая!..
– О, я знаю, были кое-какие эпизоды… несдержанности. Ты думаешь, я из-за этого стану хуже к нему относиться?
– Очевидно, нет.
– Но другой серьезной любви у него не было! Я тебя ненавижу!
– Тебя чересчур переполняют чувства, моя дорогая. Так что, ты действительно обдумываешь, не сбежать ли с ним?
– Нет, нет, нет! И не собираюсь! Я очень привязана к Дикки!
– Бог мой!
– Конечно, я его не оставлю!
– Что ж, тогда я удовлетворен, – ответил он и поднялся на ноги. – Я надеюсь меньше видеть капитана Лавлейса в твоем обществе, – взяв шляпу и трость, он остановился прямо перед ней. Мертвенно белой рукой, на которой пылал огромный рубин кольца-печатки, он крепко взял ее за подбородок и поднял ее лицо, так что она была вынуждена посмотреть ему в глаза. Он глядел не мигая испытующим взглядом.
– Ты меня поняла? – резко произнес он. Глаза Лавинии наполнились слезами, и нежная нижняя губка задрожала.
– Да, – пролепетала она и всхлипнула. – О, да, Трейси!
Угрожающий блеск его глаз несколько смягчился, он улыбнулся, на этот раз без издевки, и, отпустив подбородок, благодушно потрепал ее по щеке:
– Не забывай, дитя, что я на пятнадцать лет тебя старше, и в моем мизинце больше мудрости и опыта, чем во всей твоей головке. Я не хочу быть свидетелем твоей гибели.
Не в силах больше сдерживать слезы, она выхватила у него носовой платок, и стала промокать глаза пышным кружевным концом.
– Ты меня любишь, Трейси?
– Полагаю, что в глубине души я лелею некоторое теплое чувство к тебе, – хладнокровно ответил он, спасая свой платок. – Я привык думать, что ты ничем не отличаешься от своих беспутных братьев, но теперь полагаю, что, возможно, ошибался.
Она истерически засмеялась.
– Трейси, ну как ты можешь быть таким нелюбезным. Господи! Я жалею эту Диану, если она выйдет за тебя замуж.