Она не заметила, как вернулся Хисматулла и уже вешала последние вещи на веревку, когда увидела его понуро сидевшим на пороге.
– Встань сейчас же, Хисмат! – сказала Сайдеямал. – Ты что забыл? Кто сидит на пороге, тот никогда не разбогатеет…
Сын поднял голову, усмехнулся, и глаза у него были усталые и печальные.
– Мы никогда не будем богатыми, мать, – тихо сказал он и поднялся. – Хлеб у нас есть?
– Новую квашню я не заводила – соскребла со стенок и замесила лепешку, чтоб завтрашнему хлебу дорогу не перебивать, да пошлет нам его аллах!
В землянке уже начинало темнеть, синие тени ложились на чувал, собирались в углах.
Сайдеямал налила в измятый медный самовар воды, бросила в трубу несколько лучинок и кусочек подожженной березовой коры, пустившей черную ленту дыма. Около ручки самовар протекал, и она залепила смолой крохотную дырочку, сквозь которую сочилась вода. Опустившись на колени, она до слез дула в трубу, в поддувало, пока не разгорелись лучинки и можно было на сыпать на них сверху две горсти угля. Самовар быстро потеплел и скоро запел – тоненько и плаксиво.
Сайдеямал подгребла к одной стенке чувала золу, вынула щипцами хлебец величиной с чайное блюдце, отломила половину и протянула сыну. Завернув другую половинку в чистую тряпку, она хотела было спрятать ее в кадку, но, взглянув на Хисматуллу, на его перепачканные глиной штаны и лапти, на худое загорелое лицо с ввалившимися щеками, отломила еще четвертинку и отдала сыну. Она могла бы отломить кусочек – для себя, но подавила это желание.
Когда сын немного насытился, она робко спросила:
– Ты почему такой хмурый, Хисмат? Что с тобой?
– Ничего, мама, – устал, наверно. – Он по молчал, словно не решаясь сказать о том, что томило его душу, потом порылся в кармане, до стал скрученный в узелок платок. – Эти два рубля я получил за золото, намыл за две недели… Отнеси их Хайретдину-бабаю… У старика большое несчастье…
– А как мы сами будем жить, сынок? – голос Сайдеямал дрогнул. – Если ты о себе не дума ешь, так хоть меня пожалей… Я скоро и стирать не смогу, совсем износилась, сил нет… Посмотри! – она вытянула вперед красные, разбухшие в суставах руки со скрюченными, подагрическими пальцами. – Этим рукам только осталось внука понянчить, но я, видно, не дождусь… А ты, вместо того чтобы деньги на калым собирать, последние отдаешь чужим людям…
– Хайретдину сейчас хуже, чем нам… и ты сама говорила, что надо помогать людям, когда они в большой беде!
– А люди говорят, что Галиахмет-бай дал старику пятьдесят рублей за самородок…
– Эсей, это неправда!.. Если бы у него были деньги, разве бы морил он семью голодом?..