, в конце концов перекатываясь через Гат или высокогорные границы меридиональных русел рек в Индокитай. Это климатическое явление дало имя южнокитайской земле Юньнань: облачный Юг! Никто не поддался бы искушению назвать так Гуанси или Шэньси. Подобные проявления границы, но меньшего масштаба, показывает перспектива на Север и Юг от Ароза – Вайсхорн, в климатическом рубеже самой высокой вершины Альп.
Там, где одновременно возникает особенно очевидная, отчетливо видимая граница благодаря совпадению многих рубежей естественных зон вблизи нее, – даже в изменениях цвета почвы (чернозем по сравнению с красным латеритом!) в почвенной подоснове, вывернутой наружу (каменноугольные отвалы, отсевы рудного тела), в очертаниях земли (выезд на равнину, переход возвышенностей моренных насыпей в монотонный хребет третейского периода или в покрытые щебнем равнины), или там, где вдобавок совпадают климатические границы, рубежи распространения растений и животных с такими переходами, – там, вероятно, еще способные к пересечению границы переселенцы часто убеждаются в целесообразности остановок в истории, и притом не какой-то Цезарь, Александр [Македонский], Аларих> или Карл [Великий], а на длительный срок господствующая заурядная масса тех, кто шел по их следам.
“In omni autem proelio ocuh pnmi vincuntur…”> – сказал Цезарь. Это же можно сказать о неожиданном исчезновении в культурном ландшафте или об отставании привычных людям спутников – растений и животных, как и об изменениях хорошо знакомой конфигурации страны. Римлянин был бы озадачен, если бы вдруг он не увидел виноградной лозы и благородного каштана, вспаханного поля и всего того, что знал по сельским поэмам (георгикам) как симбиоз сопутствовавших ему растений, а сам оказался бы среди тенистых хвойных лесов, высокогорных пастбищ, дубовых рощ или топей. И почти 2000 лет спустя, в 1805 г., во время марша поздней осенью по швабско-баварскому высокогорному плато полководцы Наполеона> писали домой жалостливые письма об его необжитости, и по этим письмам сегодня вряд ли можно узнать излюбленные дачные места северян. Лавр и прочие вечнозеленые вытеснены падубом, пихтой, тисом – жалкими эрзацами для средиземноморского, романского человека.
Малайско– полинезийский склад японца отпугивает его от миграции в северном направлении, где привычные ему растения-спутники -рис, чайный куст, бамбук – уже не растут, хотя все эти при вида переселились именно из южнокитайско-малайского культурного региона позже в японский, скорее северный растительный мир основного острова. Еще сегодня бросаются в