Три дня спустя после этих событий Монтальво велел сказать жене, что он будет ужинать один дома и желает, чтобы она присутствовала за ужином. Лизбета повиновалась и встретила мужа, сидя на противоположном конце стола, откуда время от времени поднималась, сама прислуживая ему. Наблюдая за ним своими спокойными глазами, она заметила, что ему не по себе.
- Чего же ты все молчишь? - спросил он наконец раздраженно. - Ты, вероятно, воображаешь, что чрезвычайно весело ужинать с женой, у которой вид, как у трупа в гробу? Невольно пожелаешь, чтобы это сталось на самом деле.
- Я уже давно желаю, - отвечала Лизбета.
И снова водворилось молчание. Однако его нарушила Лизбета, спросив:
- Чего тебе надо, денег?
- Конечно, денег, - ответил он яростно.
- Денег больше нет: все истрачены, и нотариус говорит, что никто не дает больше ни одного стивера под дом. Все мои бриллианты также проданы.
Он взглянул на ее руку и сказал:
- У тебя есть еще это кольцо.
Лизбета также взглянула на кольцо. То был золотой перстень, украшенный довольно ценными бриллиантами, подаренный ей мужем перед свадьбой. Монтальво постоянно настаивал, чтобы она носила его. В действительности же кольцо было куплено на деньги, занятые графом у Дирка.
- Возьми его, - отвечала Лизбета, улыбаясь в первый раз, и, сняв перстень с пальца, подала его мужу.
Протянув руку, чтобы взять его, Монтальво отвернулся, желая скрыть отразившийся на его лице стыд, который даже он не мог не почувствовать.
- Если у тебя родится сын, - заговорил он, - то скажи ему, что отец его ничего не мог оставить ему, кроме совета никогда не прикасаться к игральным костям.
- Ты уезжаешь? - спросила она.
- Да, надо уехать недели на две. Меня предупредили, что против меня возбуждено обвинение, которым я не хочу беспокоить тебя. Ты, вероятно, скоро услышишь о нем, и хотя оно несправедливо, но я должен уехать из Лейдена, пока все не уляжется… Я действительно уезжаю.
- Ты собираешься бросить меня, - сказала она, - промотав все мои деньги; собираешься бросить меня в таком положении. Я вижу по твоему лицу.
Монтальво сидел отвернувшись, делая вид, что не слышит.
- Я благодарю Бога за это, - продолжала Лизбета, - и желала бы только, чтобы ты мог унести с собой саму память о себе вместе со всем, что твое.
Она договаривала эти горькие слова, как вдруг дверь отворилась, и вошел один из субалтерн-офицеров в сопровождении нескольких солдат и человека в костюме нотариуса.
- Что такое? - в бешенстве закричал Монтальво.
Субалтерн-офицер, входя, отдал честь.
- Капитан, простите, но я действую по приказанию: мне предписано арестовать вас живого или мертвого, - добавил он с ударением.