Его враги понимали, что он искренне к этому стремится. Приближенные к Регацци люди, такие как его секретарь монсеньер Джеймсон, знали, что перед каждой своей знаменитой телевизионной проповедью Регацци час отводил молитвам. Он тщательно готовился к публичным выступлениям, доводил до блеска свои проповеди, со скрупулезностью кинозвезды заботился о том, как он будет выглядеть в профиль, насколько обезоруживающе действует его улыбка, И все ради единственной цели — во имя Бога помочь человечеству стать лучше. Врагов у Регацци было много, особенно в стенах церкви. Священнослужителям не нравились его известность, его страстные проповеди. Они ставили ему в пример величественную беспристрастность его предшественника.
Регацци было пятьдесят с небольшим. Он с честью прошел войну в сане судового священника. Назначение его архиепископом Нью-йоркским было следствием преобразований внутри католической церкви. Назначив кардиналом этого пламенного итальянца, Ватикан намеревался доказать свою приверженность реформам вопреки консерватизму теократии.
Монсеньер Джеймсон был старше кардинала на десять лет. Он любил спокойную жизнь, удобный установившийся порядок. Но последние три года, проклиная все на свете, он вертелся как белка в колесе: все куда-то ездил, добывал какие-то сведения, став, как и Регацци, объектом внимания публики. В узком кругу он называл дворец архиепископа тремя кругами ада, в центре которого помещается Регацци. Джеймсон хотел было уйти в отставку, но кардинал не отпускал его. Большинство должностных лиц прежнего кардинала было уволено и заменено другими. Но Джеймсон по каким-то неведомым ему причинам был оставлен, и свобода ему не светила.
Кардинал работал до часу или двух ночи, а в шесть часов утра уже служил мессу. Он не сомневался, что секретарь всегда будет у него под рукой, а это означало, что Джеймсон не смеет отправиться спать, хотя и может подремать в кресле приемной. Уже за полночь, а у кардинала из-под двери все еще виднелся свет. Монсеньер устроился поудобнее в кресле и задремал. Но вдруг, вздрогнув, проснулся. Очки соскочили со лба на нос. Рядом стоял кардинал. Джеймсон заморгал, глядя на кардинала. Но красивое бледное лицо, изнуренное тайными постами и постоянным недосыпанием, не выражало никаких признаков гнева, и Джеймсон успокоился. Регацци никогда не позволял себе пренебрегать своими обязанностями, и тем, кто так поступал, от него иногда доставалось.
— У меня есть несколько писем, монсеньер, — сказал Регацци. — Зайдите ко мне, пожалуйста.
— Простите, Ваше преосвященство, — пробормотал Джеймсон. — Я прикрыл глаза, чтобы дать им отдохнуть, и, наверное, задремал...