Но нашим ожиданиям суждено было разбиться вдребезги.
В комнату вошла мать странным шагом и с непонятным выражением лица. Мы так долго ждали ее возвращения, но почему-то оно совсем не вызвало ожидаемой радости. Может быть это было из-за бабушки, которая следовала за ней по пятам со своим непреклонно-твердым злобным взглядом серых глаз и от вида которой наш энтузиазм быстро улетучился.
Я непроизвольно поднесла руку к лицу. Случилось что-то ужасное. Я это знала! Я это точно знала!
Мы с Крисом сидели на кровати и играли в шашки, время от времени смотрели друг на друга, сдвигая покрывало.
Одно правило нарушено… Нет, два: смотреть друг на друга запрещено, и кровати должны быть в идеальном состоянии.
Близнецы рассыпали по всему полу части головоломки, их машинки и кубики валялись повсюду, поэтому комнату тоже нельзя было назвать аккуратно прибранной.
Итак, уже три правила.
Кроме того, мальчики и девочки вместе были в ванной.
Может быть, мы нарушили еще что-нибудь, ведь мы должны были считать что, чем бы мы ни занимались, Бог и бабушка постоянно общаются друг с другом.
Итак, в этот вечер мама вошла в нашу комнату, едва переступая ногами и со скованными движениями, как будто они причиняли ей боль.
Ее красивое лицо было бледным и осунувшимся, а опухшие глаза покраснели. В тридцать три года кому-то удалось так унизить ее, что она избегала на нас смотреть. Она выглядела подавленной, побежденной, одинокой и стояла посреди комнаты, как жестоко наказанный ребенок. Не обратив на это внимания, близнецы побежали ей навстречу. Весело обхватив ее ноги, они смеялись и кричали:
— Мама, мама! Где ты была?
Мы с Крисом осторожно подошли и попытались обнять ее. Казалось, ее не было с нами десять воскресений, а не одну только среду, но она была символом нашей надежды, нашей действительности, своеобразной линией связи с окружающим миром.
Может быть, мы слишком экспрессивно ее целовали? Может быть, наши жадные, страстные объятия откликнулись в ее сердце болью, и она снова почувствовала груз ответственности? Крупные слезы медленно катились по ее щекам. Наверное, она плакала из жалости к нам. Мы сели на одну из больших кроватей, стараясь уместиться поближе к ней. Она взяла близнецов к себе на колени, чтобы мы с Кристофером свернулись калачиком по бокам. Осмотрев нас, она похвалила нашу сияющую чистоту и улыбнулась, увидев, что я повязала Кэрри зеленый бантик, чтобы он подошел по цвету к зеленым полосам на ее платье. Хриплым голосом, как будто она простужена или в горле у нее засела знаменитая лягушка из басни, она произнесла: