— В большом-пребольшом, красивом-прекрасивом доме, высоко-высоко в горах, когда прошел день, наступила ночь, и снег пошел, — начался пожар! Языки пламени взлетали все выше, выше, красные и желтые, а снежные хлопья превратились в розовые… А в том большом-пребольшом доме жила старая-престарая женщина, которая никогда не ходила, никогда не разговаривала, и вот мой папа, мой настоящий папа, который был юрист, побежал спасти ее… Он не смог спасти ее, и он сгорел! Он сгорел, сгорел…
Ненормальный. Сумасшедший. Как жалко его.
— Барт, — начал вкрадчиво увещевать я, — ты же знаешь, что дядя Пол умер совсем не так.
Но к чему говорить ему это? Дядя Пол умер спустя несколько лет после рождения Барта. Спустя сколько? Я могу вспомнить дядю Пола, но не помню годы. Мог бы спросить у мамы, но не хочу снова тревожить ее этим. Я повел Барта к дому.
— Барт, твой настоящий отец умер, когда он сидел на веранде и читал газету. Он не умер при пожаре. У него было больное сердце, и это вызвало тромбоз коронарных сосудов. Вспомни, папа нам все объяснил.
Я видел, как темнеют его глаза, как наливаются упрямой силой, расширяясь, зрачки, и немедленно он затеял драку со мной:
— Я не о том отце говорю! Я говорю о моем настоящем папе! Он был юрист, он был сильным и большим, у него никогда не болело сердце!
— Барт, кто тебе все это наплел?
— Сгорел! — заорал он, вырываясь и протягивая руки, как в дыму, пытаясь найти выход из огня. — Это Джон Эмос мне рассказал! Весь мир был в огне! На Рождество загорелась праздничная елка! Люди бегали, кричали, наступали "а упавших! И тогда этот огромный дом упал и поглотил собой всех, кто там остался! Мой папа умер, умер там!
Ну, все, хватит. Пойду и все расскажу родителям.
— Барт, послушай-ка. Если ты не перестанешь ходить к соседям и слушать всякие идиотские истории, я расскажу обо всем родителям, а они пойдут разговаривать о тебе к соседям.
Он закрыл веки, будто ему надо было разглядеть что-то в своем собственном воображении. Он будто высматривал там еще более достоверные детали. Потом его темные глаза открылись. Взгляд его был бешеным и диким.
— Занимайся своим поганым делом, Джори Маркет, или убирайся!
Он подобрал старую бейсбольную клюшку и внезапно запустил ее мне в голову. Она вышибла бы мне мозги, если бы я не нагнулся.
— Если заикнешься обо мне и бабушке, я убью тебя, пока ты спишь.
Сказал громко и холодно, открыто глядя мне в глаза.
Я почувствовал, что у меня волосы становятся дыбом от страха. Неужели я его боюсь? Нет. Ведь он — мой младший брат. Я продолжал молча взирать на него. А он внезапно сбросил с себя всю браваду и схватился за сердце. Я улыбнулся: я-то знал его секрет. Он всегда таким образом избегал настоящего столкновения.