Честно говоря, я сохранил весьма дурное воспоминание об улицах Рио-де-Жанейро. Улицы эти были узки, грязны, темны, плохо мощены, молчаливы и безлюдны, с плотно опущенными занавесями и жалюзи окон, за которыми слышался иногда визгливый женский смех; лавки и магазины, грязные и темные, отличались каким-то особым зловонием. Навстречу попадались лишь грязные негры и негритянки да два-три европейца, случайно заблудившихся в безлюдной пустыне этих улиц. Странные экипажи, походившие на корбильяры — старинные восьмиместные кареты, в которых перевозился штат слуг французских королей, — с вечно опущенными шторами, медленно колыхавшиеся по невозможной мостовой, заранее пугали меня.
В то время бразильские дамы были совершенными невидимками, они никогда никуда не показывались, а пешком даже среди дня ни одна женщина, уважающая себя, не решилась бы выйти на улицу; только дамы mediro—pelo — метиски — осмеливались на это, да и то очень редко.
С первых же шагов, как только я вступил на берег, вид города поразил меня. Все окна были широко раскрыты, толпы мужчин и дам, одетых по последней парижской моде, весело и свободно разгуливали по улицам.
Я положительно не узнавал Рио-де-Жанейро! Роскошные магазины, кафе и рестораны встречались на каждом шагу; комфортабельные отели, чудные богатые дома; оживленная толпа веселых и деловитых лиц, какую можно встретить только на улицах Лондона и Парижа, роскошные и элегантные экипажи, всадники на щегольских конях — все это шло, ехало, стремилось куда-то. Женщины и мужчины, дамы и кавалеры, мастеровые и монахи толпились на тротуарах, и сверх всего этого трамваи, запряженные то парой, то четверкой рослых мулов, во всю прыть мчались по улицам взад и вперед.
Трамваи эти, приобретенные у Соединенных Штатов, прекрасно устроены: за двадцать рейсов — около двадцати сантимов — можно объехать весь город из конца в конец.
Все это так удивляло меня, было так неожиданно, что я положительно не мог прийти в себя от удивления и радости при виде всех этих перемен. Мне говорили, что этой переменой в нравах и обычаях Бразилия обязана трамваям: в один прекрасный день дамы, которым уже наскучило сидеть по домам, между тем как их супруги, братья и отцы катались в трамваях, произвели переворот, овладев этими громоздкими экипажами, которые взяли приступом под носом у мужчин.
Это, должно быть, правда, потому что такого рода прием весьма согласен с духом женского характера; при этом я добавлю, что этот переворот послужил ко благу нравов и цивилизации.