— Объяснитесь, — сказал заинтересованный этим замечанием капитан, — что бы вы сделали на моем месте, вы, человек со средствами?
— Очень легкую вещь, — сказал Блю-Девиль, небрежно играя ножом, — я бы выбрал между нашими мулами одного, имеющего самый уверенный шаг, у нас есть превосходные, надел бы на него седло самое мягкое и удобное, посадил бы донну Розарио на это седло, укутав ее тщательно в шали, одеяла, плащи, ввиду холода, привязал бы ее крепко к мулу…
— Вот так прекрасная мысль! Что вы об этом думаете, охотник?
Бросив на Блю-Девиля странный взгляд, проводник сказал, смеясь:
— Carai! Вы знаете отлично, мне кажется, мое мнение; к чему спрашивать? Я во всем разделяю мнение сеньора Блю-Девиля.
— Хорошо, если это так, — сказал капитан, ударяя кулаком по столу, — будет сделано, как вы говорите, охотник: завтра мы отправимся по предложенной вами дороге.
— Согласен, — сказал проводник.
Разговор на эту тему закончился, и стали говорить о других вещах.
Глава II. Где доказано, что для того, чтобы видеть, надо смотреть, — чтобы слышать, надо слушать?
Около девяти часов вечера Блю-Девиль и Бенито Рамирес простились с капитаном и встали из-за стола.
Блю-Девиль пошел спать, так как казался совершенно утомленным; уже во время разговора глаза его, помимо его воли, закрывались, и он должен был делать постоянные усилия, чтобы не заснуть и не лечь головою на стол. Что касается охотника, то по зрелому размышлению он переменил намерение и, вместо того чтоб провести ночь в лагере, как он сперва заявил желание, предпочел расхаживать по лагерю, чтоб наблюдать за окрестностями и таким образом оберегать спокойствие других.
Он пожелал покойной ночи капитану и объявил ему свое новое намерение, обещая вернуться на другой день, за два часа до восхода солнца.
Блю-Девиль проводил Бенито Рамиреса до укрепления, чтобы часовые могли узнать его и выдали бы ему приказ о пропуске.
Во время этого короткого перехода оба не произнесли почти ничего, исключая нескольких незначительных и пошлых фраз; они чувствовали, что над ними еще тяготеют взгляды капитана, который сидел на пороге своей палатки и, небрежно покуривая трубку, не упускал их из виду.
После краткого пожелания доброй ночи оба спутника разошлись: Бенито Рамирес углубился в степь и скоро исчез во мраке; Блю-Девиль вернулся обратно; он увидел издали капитана, который вошел в свою палатку, опустив за собою полу ее.
Блю-Девиль направился к чему-то вроде хижины из ветвей, прислоненной к выступу горы и построенной им; он вошел и, несмотря на холод, оставил полуоткрытой занавесь, которая служила вместо двери; он сделал более: он не зажег огня, даже не засветил свечи. Убедившись, что ни в хижине, ни кругом ее никого нет, лейтенант подвинул к себе чемодан, поставил его близ выступа горы, к которой прислонялась хижина, сел на него, сложив руки на груди, и остался неподвижным.