Рэнди так мне помогал последнюю пару месяцев. Я теперь не всегда в круговой обороне. Он столько путешествовал, столько испытал, настолько больше меня прочел. Я доверяю его суждениям. Он здесь мой лучший друг. Человек, которому я все могу рассказать. Вообще-то удивительно — я в Лос-Анджелесе, мой ближайший друг — тридцатилетний студийный продюсер. Странная жизнь, да?
Слушай, береги себя и, если найдешь свободную минутку, напиши, я буду рада. Кстати, если хочешь позвонить, меня можно застать у деда с бабушкой (213-275-9008), в студии (спрашивать Энн) или у Рэнди (986-2030, в справочниках номера нет). Если настроение будет.
С любовью,
Энн.
27 ноября 1983 года
Милый Шон!
Привет! Вот сижу в бунгало отеля «Беверли-Хиллз», приехала к друзьям Рэнди. Только что выспалась — с приезда в ЛА так не спала (одно время принимала транквилизаторы, и от них типа съехал режим). Сегодня еще ничего не делала — смотрела MTV и валялась у бассейна. Сказала Рэнди (помнишь Рэнди, да?) и еще другим людям, что, может, поеду с ними сегодня, но может, и нет. Блин, что за жизнь. Я говорила, что наврала им про возраст? Тут все на вид так молоды — действительно молоды, — что я почувствовала себя старой и начала всем говорить, что мне семнадцать или восемнадцать (вообще-то двадцать). Рэнди считает, мне шестнадцать. Представь, да? Приходится себе напоминать: да, Энн, ты — второкурсница. Занимательно и немножко неудобно, но, я думаю, не так уж важно. Ну, мне пора. Напиши мне письмо? Записку? Пожалуйста?
С любовью,
Энн.
30 ноября 1983 года
Милый Шон!
Это опять я. Толпа народа едет на выходные в Палм-Спрингз. Как бы трудно отказаться. Несколько дней назад ты мне приснился. (Я и мои странные сны — помнишь, я тебе один излагала в прошлом семестре? Он меня так заинтересовал, что я два семестра назад доклад по психологии написала. Только не переживай — там никаких имен! Почему я тогда тебе не рассказала? Видимо, решила не смущать.) А этот сон был довольно странный. Ты жил в ЛА, мы оба сильно постарели, и ты пригласил меня на день рождения, и мне пришлось откуда-то лететь, и это было ужасно. А остаток сна был про день рождения. Там все были старые, очень уныло, потому что толком никто не изменился. И я, конечно, тебе очень радовалась, и ты был восхитителен, как всегда, но мне все равно было странно, я была какая-то неприкаянная и всех ненавидела. Ну, не совсем ненавидела — просто общаться не могла.
Шон, я правда всерьез думаю, не остаться ли здесь подольше. Я как бы забыла, на что похожи Нью-Йорк и Кэмден, забыла кучу лиц оттуда и не знаю, в силах ли я вернуться. Может, я здесь и не останусь, но я об этом думаю. Я с ужасом представляю, как встречусь с людьми, которых считала друзьями. Я бы лучше осталась тут и