Она связывала это чувство с тем фактом, что ее родители никогда не оформляли развода, несмотря на то, что они расстались, когда ей было одиннадцать лет. Мать запрещала ей иметь что-либо общее с ее отцом. Это было бы воспринято как неповиновение матери. Поэтому пациентка чувствовала, что ее лишили отношений с отцом. Она чувствовала, что если бы ее родители оформили развод, то она могла бы свободно видеться с отцом. Ее отец имел бы право встречаться с ней, и у них были бы свои взаимоотношения. Вследствие этого она ассоциировала развод со свободой своих собственных детей. И в то же время она чувствовала, что теперь, когда она завершила это дело, ее жизнь кончилась.
Это навело меня на мысль об одной истории, которую я ей и рассказал. После того, как я в первый раз работал с Эриксоном, я увидел сон. Во сне появились слова: «Ты никогда ничего не заканчиваешь». Спустя семь лет, когда в Фениксе я слушал некоторые записи Эриксона, меня осенило: «Кто сказал, что тебе нужно что-либо заканчивать? Ничто по-настоящему не заканчивается, пока мы живем».
Я рассказал пациентке эту историю и предложил попробовать смотреть на свою жизнь, как на продолжение жизни ее родителей, а на жизнь своих детей, как на продолжение ее собственной жизни. И тогда этот процесс будет продолжаться столько, сколько на Земле будет существовать человечество. Она нашла эту мысль утешительной.
Суть этого довольно длинного эпилога о часах работы с двумя различными пациентами состоит в том, что мой выбор историй не определялся какими – либо предвзятыми мнениями, а вытекал из моих собственных свободных ассоциаций, связанных с моим жизненным опытом и отточенных тридцатью годами клинической практики. Важно также подчеркнуть, что весь процесс протекал в атмосфере хороших терапевтических отношений.
Пациенты сами выбирали в историях то, что относится к ним. Это не обязательно были те части рассказов, которые, как я думал, они выберут. Но они были полезны.
Опасность использования этих историй, как и любых продуктов воображения, состоит в том, что воображаемый опыт может стать заменителем реального жизненного опыта. Если человек почувствует, что он уже удовлетворил необходимые потребности, то тогда не будет необходимости вставать утром с кровати. Конечно, если психотерапевт исповедует философию активизма, как это делал Эриксон, то он никогда не будет поощрять «растительный» тип существования. Те, кто слушает его истории, не склонны уходить от жизни.
Иногда мои пациенты замечают, что несмотря на восхитительные сеансы в кабинете психотерапевта, несмотря на фантазии и воображаемые успехи в разрешении конфликтов, переноса представлений в реальную жизнь не происходит. Они жалуются, что «во мне не произошло никаких перемен. Вне стен этого кабинета я все еще поступаю по-другому». Иногда в таких случаях для пациента лучше всего просто молча и расслабившись слушать, как я рассказываю Эриксоновскую историю. Это может быть длинная, нудная история о развитии ребенка. В конце сеанса пациент может сказать, что эта встреча была хуже, чем предыдущие, и выразить пожелание, чтобы они проходили активнее. Он может сказать, что ему было скучно. Тогда я напомню ему, что работа, которую мы проводим, идет на подсознательном уровне и что совершенно безразлично, чем занять в это время наше сознание. В дальнейшем он сможет сообщить о важных переменах в своей жизни. Например, он стал более уверенным в общении, появились новые взаимоотношения или сменилась работа. Иными словами, его активность начала проявляться