– Ты хорошо осведомлен, Филипп, – одобрительно заметил граф, переводя своего коня на шаг.
– Не забудьте, граф, – с долей насмешки произнес Даниэль Штевар, – что наш Филипп состоит не только в услужении у августейшей семьи, но и в родстве с Вельзерами. Он их родня и должник, разумеется.
Гуттен, не поддержав шутливого тона, отвечал сурово:
– Повсюду ищут людей для похода в Венесуэлу.
Николаус Федерман отправился в Силезию набирать тамошних рудокопов.
– Не могу этого постичь! Его высочество эрцгерцог Фердинанд – да продлит господь его дни! – просит у меня солдат, чтобы отбить наседающих турок, а сам тем временем шлет войска в Новый Свет. Что происходит с испанцами?
– Неужто вы не знаете, каковы они: воюют, лишь когда хотят и где хотят. А не хотят – нет такой силы, которая заставила бы их взяться за оружие. Говорят, в иных местах они посылают вместо себя наемников.
– Не они одни. Кроме двадцати ландскнехтов – а это две трети моего воинства, – мне нечего предложить его высочеству. Разве что горсточку добровольцев: запись уже объявлена. Сомневаюсь, однако, что найдутся охотники защищать Вену от турок. Это гиблое дело. Никто не пойдет: некого грабить, некого насиловать.
– Вы полагаете, граф, – недоуменно спросил юноша, – что люди отправляются на войну только ради добычи и женщин?
– А как же иначе, любезный мой Филипп? Войско стоит на трех китах: первый – это наемники, сделавшие игру в жмурки со смертью своим ремеслом; второй – это добровольцы, еще не отрешившиеся от юношеских мечтаний; а третий – это мы, знатные люди, потомки тех, кто когда-то пошел на войну опять-таки своей охотой или по найму, кому повезло и кто выжил.
При этих словах Филипп фон Гуттен состроил недовольную гримасу, Даниэль Штевар издал сдавленный смешок, а граф Циммер, довольный своей речью, подкрепил ее громовым раскатом хохота.
– Я не противлюсь тому, что наши бюргеры становятся день ото дня все сильней, – заметил он и, натянув поводья, остановил коня у придорожной харчевни. – Взять хоть семейство Вельзеров – это ли не доказательство моей правоты?! Ну да ладно! Политику побоку! Надо промочить горло доброй кружкой пива!
Из дверей таверны донесся залп проклятий и грохот разбиваемой посуды.
– Что там творится? – спросил граф.
Человек преклонных лет отчаянно отбивался от двух жирных монахов. В конце концов он получил жестокий удар по лицу и, обливаясь кровью, рухнул наземь.
– В чем дело? – строго и властно обратился к монахам Циммер.
Увидав перед собой графа, монахи и сопровождавшие их латники немного унялись.
– Просим прощенья, ваша светлость, – ответствовал самый тучный. – Воздаем по заслугам этому проклятому колдуну. Он похвалялся тем, что продал душу дьяволу. За подобные еретические речи негодяя подобает не только предать анафеме, но и спалить живьем.