— Здесь так холодно…
— Так возьми мой плащ и прикрой его.
— Но тогда ты озябнешь.
— Я к этому привык. С которых же это пор Керавн начал возиться с врачами?
Селена рассказала, какой припадок недавно случился с отцом и до какой степени основательны ее опасения. Ваятель слушал ее молча и затем проговорил совсем другим тоном:
— Это глубоко огорчает меня. Будем примачивать ему лоб холодной водой. Пока не вернутся рабы, я буду через каждые четверть часа менять компрессы. Вот стоит сосуд, вот и полотенце. Отлично! Все готово! Может быть, он очнется от этого; а если нет, то люди перенесут его к вам.
— Ах, как это стыдно, стыдно! — вздохнула девушка.
— Нисколько. Даже верховный жрец Сераписа45 может заболеть. Только предоставь действовать мне.
— Если он увидит тебя, это снова взволнует его. Он так на тебя сердит, так сердит!
— Всемогущий Зевс! Какое же великое преступление я совершил? Боги прощают тягчайшие грехи мудрецов, а человек не может извинить шалости глупого мальчишки!
— Ты осмеял его.
— Вместо отбитой головы толстого Силена46 там у ворот я поставил на плечи статуи глиняную голову, которая была похожа на твоего отца. Это была моя первая самостоятельная работа.
— Ты сделал это, чтобы уколоть его.
— Право, нет, Селена, мне просто хотелось подшутить. Только и всего.
— Но ведь ты знал, как он обидчив?
— Да разве пятнадцатилетний повеса думает о последствиях своей шалости? Если бы только он отстегал меня по спине, его гнев разразился бы громом и молнией и воздух очистился бы снова. Но поступить таким образом! Он отрезал ножом лицо моей статуи и медленно растоптал валявшиеся на земле куски. Меня он только раз ткнул большим пальцем (я, впрочем, до сих пор это чувствую), а затем начал поносить меня и моих родителей так жестоко, с таким горьким презрением…
— Он никогда не бывает вспыльчив, но обида въедается в его душу, и я редко видела его таким рассерженным, как в тот раз.
— Если бы он покончил со мною расчет с глазу на глаз, — продолжал Поллукс, — но при этом присутствовал мой отец. Посыпались горячие слова, к которым моя мать прибавила кой-что от себя, и с тех пор завелась вражда между нашими домами. Меня огорчило больше всего то, что он запретил тебе и твоим сестрам приходить к нам и играть со мною.
— Мне это тоже испортило много крови.
— А весело было, когда мы наряжались в театральные тряпки или плащи моего отца!
— И когда ты лепил нам кукол из глины!
— Или когда мы изображали Олимпийские игры!
— Когда мы с малышами играли в школу, я всегда была учительницей.
— Больше всего хлопот было у тебя с Арсиноей.