Титиан взглянул на двери покоя, в котором пребывала императрица, и принялся выражать сожаление по поводу изъяна, которого он не заметил; но Сабина прервала его и сказала:
— Вы, мужчины, никогда не замечаете того, что нас, женщин, огорчает. Наш Вер — единственный человек, который это чувствует и понимает… вернее, угадывает чутьем. Тридцать пять дверей находятся в занимаемых мною покоях. Я велела сосчитать их! Тридцать пять! Если бы они не были так стары и сработаны из драгоценного дерева, я бы подумала, что они устроены в насмешку надо мною.
— Может быть, некоторые из них можно заменить драпировками.
— Оставим это! Несколькими пытками больше или меньше в моей жизни — не все ли равно? Покончили ли александрийцы со своими приготовлениями?
— Надеюсь, — ответил префект со вздохом. — Они из кожи лезут вон, чтобы сделать получше, но, в своих усилиях протиснуться вперед, каждый из них ведет войну против каждого, и я нахожусь еще под впечатлением отвратительной перебранки, при которой должен был присутствовать целыми часами и нередко укрощать ее грозным: «Quos ego!» 48
— Да? — спросила императрица и улыбнулась, точно она услышала что-нибудь приятное. — Расскажи мне подробнее об этом собрании. Я скучаю до смерти, так как Вер, Бальбилла и другие просили у меня позволения посмотреть на работы, которые производятся на Лохиаде. Я привыкла наблюдать, что людям приятнее быть где угодно, только не со мною. Могу ли я удивляться, если моего присутствия недостаточно даже для того, чтобы заставить друга моего мужа забыть легкую дисгармонию, какие-то мелкие неприятности? Мои беглецы что-то долго не возвращаются: на Лохиаде, должно быть, есть на что посмотреть.
Префект сдержал свое неудовольствие; он ни одним словом не выдал своего опасения, что архитектору и его помощникам могут помешать, и тоном вестника в трагедии начал:
— Первый спор поднялся по поводу распорядка шествия.
— Отступи немножко назад, — сказала Сабина, прижав правую, покрытую кольцами руку к уху, как будто чувствуя боль.
Щеки префекта слегка покраснели, но он повиновался и, понизив голос, продолжал:
— Итак, спокойствие было нарушено сперва по поводу шествия.
— Я уже это слышала, — отвечала матрона и зевнула. — Я люблю процессии.
— Но, — сказал с легким волнением префект, — люди и здесь, как в Риме и везде, если они не подчиняются приказанию одного человека, являются сынами раздора и отцами распри, даже в том случае, когда дело идет об устройстве какого-нибудь мирного празднества.
— Тебе, по-видимому, неприятно, что Адриана желают почтить такими пышными празднествами?