Предстояло решать дилемму.
От испытательного полета зависело очень много, но следовало ли отсюда, что нужно продолжать полет, невзирая на риск перейти неощутимую грань, за которой нет возврата. Или высший долг, наоборот, состоит в том, чтобы проявить благоразумие и повернуть назад, сохранив клад так трудно доставшихся знаний.
Толлер обратился к Рилломайнеру, который в своей обычной позе лежал в пассажирском отсеке:
– Пришло твое время! Ты хотел занять мозги, так вот тебе задача. Найди способ отвести часть тепла от выхлопа двигателя в гондолу.
Механик заинтересовался и сел.
– Как же это сделать, капитан?
– Не знаю. Придумывать такие вещи – твое дело. Возьми лопату, ковш или что там у тебя есть и начинай немедленно. Мне надоело, что ты разлегся как супоросая свинья.
Фленн просиял:
– Разве можно так разговаривать с нашим пассажиром, капитан?
– Ты тоже слишком много времени просиживаешь на заднице, – сказал Толлер. – У тебя в мешке есть иголки и нитки?
– Так точно, капитан. Иглы большие и маленькие, а ниток и шпагата столько, что можно оснастить парусное судно.
– Тогда начинай высыпать песок из мешков, и сшей из мешковины какие-нибудь балахоны. Еще нам нужны перчатки.
– Положитесь на меня, капитан. Я всех одену как королей. – Очень довольный тем, что может сделать что-то нужное, Фленн запихал карбла поглубже под одежду, подошел к своему рундуку и, насвистывая, начал рыться в его отделениях.
Толлер немного понаблюдал за ним, потом повернулся к Завотлу, который дул себе на руки, чтобы не замерзли.
– Ты все еще беспокоишься, как будешь облегчаться в условиях невесомости?
Взгляд Завотла сделался подозрительным.
– А в чем дело, капитан?
– У тебя, похоже, есть все шансы проверить, будет это пар или снег.
На пятый день полета незадолго до малой ночи прибор отметил 2600 миль и нулевую гравитацию.
Четверо путешественников сидели как прикованные на плетеных стульчиках вокруг энергоблока, протянув ноги к теплому основанию реактивной камеры. Тяжело дыша в морозном разреженном воздухе, они кутались в грубые одеяния из бурых лохмотьев мешковины, под которыми скрылись и их человеческий облик, и трепетание грудных клеток. Единственное, что двигалось в гондоле, это облачка пара от дыхания, из которых тут же выпадали хлопья снега, а снаружи, в темно-синей бесконечности, мгновенно и беспорядочно соединяя звезды, мелькали метеоры.
– Вот мы и приехали, – нарушив долгое молчание, сказал Толлер. – Самое трудное позади, мы справились со всеми неприятными сюрпризами, которые нам подбросило небо, и остались в добром здравии. Я считаю, что по этому поводу будет уместно выпить.