Он наклонился через борт гондолы и посмотрел прямо вниз. На сложном зелено-голубом фоне выпуклой громады Мира виднелась нескончаемая масса баллонов. Ближайший находился всего в нескольких сотнях ярдов и казался очень большим. Под ним нестройной цепью и случайными скоплениями располагалось множество других баллонов, уменьшавшихся с расстоянием до минимальных размеров.
Птерта перемешалась с ближайшими кораблями, и Толлер смотрел, как еще одна пушка выстрелила и попала в шар. Снаряд быстро потерял скорость и в головокружительном стремительном падении затерялся в облачных узорах далеко внизу. Крики были слышны еще некоторое время, потом стихли.
Толлер отодвинулся от перил. Он не знал, была ли это беспочвенная паника или кто-то и впрямь увидел висящий рядом с гондолой слепой, злобный и совершенно непобедимый шар, который вот-вот лопнет, чтобы рассеять смертоносную пыль.
Он облегченно вздохнул, одновременно чувствуя себя виноватым от того, что ему не грозит подобная участь, и тут ему в голову пришла новая мысль. Ведь птерте, чтобы приблизиться, не нужен дневной свет, и нет гарантии, что во время темноты один или несколько шаров не подплывали к кораблю. Если это так, то ни он, ни Джесалла, ни кто-либо из пассажиров не ступят ногой на Верхний Мир.
Толлер попытался примириться с этой мыслью, а рука его сама собой нащупала в кармане странный памятный подарок отца, и большой палец начал описывать круги по гладкой поверхности.
К десятому дню полета корабль находился уже всего в тысяче миль над Верхним Миром, и привычные картины дня и ночи перевернулись. Период, который Толлер привык считать малой ночью – когда солнце уходило за Верхний Мир, – вырос до семи часов[3], а ночь, то есть время, когда они находились в тени родной планеты, сократилась до трех часов.
Перед рассветом он в одиночестве сидел на месте пилота и пытался представить себе будущую жизнь на новой планете. Ему подумалось, что даже колкорронцев, привыкших к жизни под сферой Верхнего Мира, будет угнетать зрелище слишком большой планеты, висящей над головой и лишающей их значительной части дня[4]. Если Верхний Мир необитаем, мигранты, возможно, захотят поселиться на дальней стороне планеты, в широтах, соответствующих широтам Хамтефа на Мире. И однажды настанет время, когда исчезнет всякое воспоминание об их происхождении, и…
У входа в пассажирский отсек появился семилетний сын Чаккела Сетван, прервав мысли Толлера. Мальчик подошел и положил голову ему на плечо.
– Дядя Толлер, я не могу уснуть, – прошептал он. – Можно я побуду с тобой?