– Извини, – сказал он, высвобождаясь из объятий, – но ты должна немедленно отправиться домой.
У женщины отвисла челюсть.
– Что?
– Давай, давай, быстрее. – Толлер встал, сгреб ее одежду в легкий комок и сунул ей в руки, а потом открыл шкаф и начал выбирать чистую одежду для себя.
– А как насчет завтрака?
– Некогда – ты должна уйти.
– Вот это здорово, – с горечью сказала она, начиная рыться в тесемках и кусочках полупрозрачной ткани, из которых только и состояло ее облачение.
– Я же сказал «извини», – произнес Толлер, с трудом натягивая тесные брюки, которые, казалось, решительно настроились сопротивляться вторжению.
– Большое утешение… – Она остановилась, стараясь прикрыть грудь узкой повязкой, и оглядела комнату от пола до потолка. – А ты правда здесь живешь?
Вместо того чтобы рассердиться, Толлер развеселился.
– А ты думаешь, я выбрал первый попавшийся дом и пробрался туда, чтобы воспользоваться постелью?
– Мне вчера ночью показалось немного странным… всю дорогу мы ехали в экипаже… держались очень тихо… Ведь это Зеленая Гора, правда? – Ее откровенно подозрительный взгляд прошелся по мускулистым рукам и плечам Толлера. Он догадывался, о чем она думает, но лицо ее не выразило осуждения, так что он не чувствовал себя задетым.
– Сегодня прекрасное утро для прогулок, – сказал он, поднимая девушку на ноги и подталкивая ее – с еще не совсем застегнутым платьем – к единственному выходу из комнаты. Толлер открыл дверь именно в тот момент, когда Джесалла Маракайн проходила по коридору. Похудевшая Джесалла была бледна и выглядела неважно, но взгляд ее серых глаз ничуть не утратил твердости и был явно сердитым.
– Доброе утро, – с ледяной корректностью сказала она. – Мне говорили, что ты вернулся.
– Приношу извинения за вчерашний вечер, – сказал Толлер. – Я… я задержался.
– Я вижу. – Джесалла оглядела его спутницу с нескрываемым презрением. – Итак?
– Что итак?
– Ты не собираешься представить свою… подругу?
Толлер мысленно выругался, понимая всю безвыходность ситуации. Даже принимая во внимание вчерашние обильные возлияния, как мог он совершить такой промах, забыв спросить у дамы сердца ее имя? Джесалла была последним человеком на свете, которому он рискнул бы объяснить атмосферу предыдущего вечера, а значит, нечего и думать о том, чтобы умиротворить драгоценную хозяйку. «Извини, милый брат, – пронеслось в голове у Толлера, – мне жаль, что так вышло».
– Эта ледяная особа – моя невестка, Джесалла Маракайн, – сказал он, приобняв гостью за плечи и демонстративно запечатлев поцелуй у нее на челе. – Ей не терпится узнать твое имя, а учитывая наши ночные похождения, я тоже был бы не прочь выяснить его.