– Господа посетители!..
Нельзя шуметь… Хоша с полицией мы в мире и полиции здесь духу нет (все весело с благодарностью смеются), одначе упреждаю, дорогие гости, чтобы душевредных опасных слов у меня ни-ни… Отец Паисий, ступай с богом, иди, иди, откуль пришел, – и вразвалку продвигается меж столами к мяснику.
Час поздний. Белая ночь затмилась. В трактире посерело. Мальчишки зажигают свечи. На улице гармошка, песни, визг.
– А-а, Барышников, садись, дружок! – восклицает мясник Хряпов и шепчет:
– Вот, брат, какой шум у тебя. Да и по другим кабакам не мене. Ну, не ко двору царь и не ко двору, как черная корова…
– Тш-ш-ш… – грозит Барышников. – Молчок, старичок, старушка денежку даст, – и хочет идти дальше.
– Слышь-ка, Барышников, – схватил его за руку мясник. – Врут ли, нет ли, быдто ты семь бочонков золота себе с войны привез?
– Брось, брось… Как тебе охота такие враки слушать, – и кричит по-злому:
– Иди, иди, отец Паисий, не проедайся тут!
Паисий в дверь, а из двери, с улицы, звеня шпорами, быстро входят два великана в преображенских времен Петра I офицерских мундирах, лица скрыты черными масками, кружева приспущены до бритых подбородков, в прорезы сверкают веселые глаза. Враз все смолкло.
– Помогай бог гулять, жители! – громко произносит один из великанов.
По трактиру гул ответных приветствий и путаный шепот:
– Кто такие, кто такие?
– Целовальник! – басисто кричит второй великан. – На каждый стол по две кварты пива за наш счет.
Загремела посуда. Ввалился с улиц хор плясунов и песенников – гвардейцы и артиллеристы, все вполпьяна.
– Гвардия, песню! Целовальник! Двери на запор… Пляши, ребята! – командуют великаны, прихлопывая в ладоши, выбрякивая шпорами.
Два десятка только что вошедших красавцев-богатырей, наскоро хватив по чарке и подбоченившись, дружно грянули отборными голосами залихватскую:
При долинушке калинушка стоит,
На калине соловей-птица сидит,
Горьку ягодку калинушку клюет,
Он малиною закусывает.
Быстро раздвинули столы, и четверо гвардейцев бросились в дробный пляс. Тут все сорвалось и закрутилось: песня, топот, сопелки, дудки. По трактиру ветерки пошли, молодые голоса рвут песню с гиком, с присвистом, звенит в ушах, звякают стекла, взмигивают, стелются плашмя хвостатые огоньки свечей. Гости прихлынули вплотную к плясунам. Довольные лица улыбаются, хмельные глаза горят. Крики:
– Пуще! Пуще… А ну, гвардия, надбавь!..
– Веселись, гвардия! – все покрывает громовой голос великана. – В Данию не ходить! Ружья не отдавать! Государыню беречь! Государыня в опасности…
– Ур-ра! – орет гвардия и гости. – А что государыня? Жива ли, здорова ли?